Мистер Безупречность

Льюис Пола

— О, какая дивная ночь!

— Паола! — Мэтт испуганно посмотрел вокруг. — Тебя могут увидеть.

— Ну и что же? — Она засмеялась, закружившись еще быстрее. — Присоединяйся, Мэтт, — позвала она, протягивая руки, однако он отступил в сторону. — Пойдем, повальсируем вместе…

— Паола…

— Пойдем, пойдем. Так здорово! Ой, смотри, звезда падает!

— Опомнись, мы на площадке для парковки. — Он засмеялся про себя и попытался удержать ее, но она увернулась от его рук.

— Да кому какое дело? Разве ты не приплясывал вот так на улице, когда был ребенком? —

Она схватила его за руки. — Потом начнем кружиться быстро-быстро, пока не потеряем равновесие и не упадем на траву. А потом будем смеяться до коликов в боку.

Теперь он рассмеялся в полный голос, все же не принимая ее приглашения.

— Какой же ты упрямый! — воскликнула она.

Ее переполняло счастье. Что сделало бы ее еще счастливее, так это если бы была продана одна из ее песен. Но поскольку такого до сих пор не произошло, хватит и того, что есть.

Кружение немного опьянило ее, она запнулась, на мгновение, прильнув к нему. Он крепко сжал ее за плечи.

— Ух, разошлась, — сказал он, делая попытку остановить ее. — А ну, стоп!

Она быстро оплела руками его шею.

— Поцелуй меня, Мэтт. Поцелуй! — Она понимала, что ведет себя как ненормальная, но ей было все равно. О, жизнь прекрасна! Все в ней пело и ликовало.

— Паола… — Его голос прозвучал хрипло.

Она взглянула на него. Их сердца бились в едином ритме.

— Поцелуй меня, — прошептала она. Его руки скользнули по ее спине, Паола зажмурилась.

Его губы были прохладными, поцелуй вышел каким-то вялым.

— Нет, не так, — запротестовала она, крепче обхватывая его шею.

С минуту он неотрывно смотрел на нее, затем прильнул губами, целуя жадно, страстно, неистово, подавляя сопротивление ее языка. Когда он оторвал губы, оба тяжело дышали и, кажется, были ошеломлены.

Он медленно освободил ее из своих объятий, провел пальцем по щеке, от чего мурашки пробежали по спине Паолы.

— Пошли. — Голос его был какой-то неуверенный, приглушенный.

Да, пошли, подумала она. Отправимся ко мне домой, и зажжем камин, ляжем на пол и займемся любовью. Будем касаться друг друга, целовать друг друга, воспламенять друг друга огнем желания. Опять при мысли о близости с ним что-то сжалось там, внизу живота: это было похоже на ощущение благоговейного страха, которое она испытывала, стоя на краю пропасти и заглядывая вниз.

Когда они ехали, ее не покидало ощущение близкого присутствия Мэтта рядом, совсем рядом, всего в нескольких дюймах. В салоне было темно. Огоньки пролетающих мимо машин и рекламных вывесок сливались в странный, не имеющий к ним никакого отношения фантастический фон. Для Паолы сейчас реален был лишь Мэтт.

Дрожь пронизала ее, когда она украдкой взглянула на своего спутника. Он неотрывно смотрел вперед. Ни слова с тех пор, как они отъехали с парковки. Интересно, о чем он думает и что чувствует? Хочет ли он ее так же, как она его? Несомненно, одно: что бы там он ни думал, но сегодня вечером он не отделается поцелуйчиком.

Мэтт думал, стоит ли сегодня вечером заняться любовью. Он хотел этого. Тело так и распирало от желания.

Он знал, что и Паола его хочет. Так почему же он столь нерешителен?

Неужели причина в той установке? В убежденности, что все равно им придется расстаться? Но расстаться без любовной близости было бы совсем странно. И потом, если они уступят своему желанию, то наверняка обнаружат, что ничего особенного не произошло. Тогда они расстанутся без сожалений, упреков и вопросов.

Когда они приедут в ее дом, он войдет с ней, они сядут, поговорят. Это важно. Порядок во всем — вот девиз разумного человека.

А потом уж займутся любовью. Он ждал этого момента. Опыт, надеялся Мэтт, окажется крайне приятным.

Он быстро взглянул на Паолу, У нее какое-то задумчивое выражение на лице. Да, она и правда, загадочна полуженщина, полуребенок. Достаточно вспомнить этот танец на парковочной площадке. А ты поцеловал ее прямо посреди той самой стоянки, не стоит забывать! Господи, хорошо, что их отношения близятся к естественному концу, если он пробудет с ней еще какое-то время, то подпадет под ее влияние.

Когда они подъехали к дому, то разумелось само собой, что он войдет. Она оставила зажженным лишь ночник на пианино.

— Мэтт, почему бы тебе не снять пиджак и не отдохнуть немного? Если хочешь, разведи огонь в камине. Я пойду, переоденусь, совсем упарилась в этом платье. — И Паола исчезла в двери гостиной. Через каких-нибудь пять минут в камине уже пылал огонь. Мэтт присел на подлокотник дивана. Теперь он мог рассмотреть комнату, где находился. С того времени, как свидания между ними стали частыми, он избегал оставаться с ней наедине, придавая их встречам необязательный вид.

Хотя в этой комнате, и в той, что считалась столовой, царил беспорядок, все же в них был и определенный «домашний» шарм. Мебель, конечно, не в его вкусе, но… вполне отвечает ее характеру. Она уставила комнату разнообразными по стилю статуэтками. Сейчас он сидел на длинном и довольно широком диване, отличающемся совершенным дизайном от остального окружения: пушистые подушки, влекущая мягкость. Конечно, он предпочитал более спокойные тона, серо-белую гамму с вкраплением густо-зеленого цвета. Ему бы и в голову не пришло поставить рядом аквамариновый диван и стулья с густо-синим рисунком на обивке, а на пол постелить ковер бледно-лимонного цвета. Все же обстановка производила эффект.

Но в комнате было слишком много ненужного: фарфоровые и терракотовые кошечки, разбросанные везде книги и журналы, нотные листы, разнокалиберные подсвечники, глиняные горшки с цветами, видеокассеты, компакт-диски, кассеты, открытая записная книжка. В углу гитара.

А стены… Они были обклеены обоями с рисунками в стиле Моне и Ренуара, а на них — репродукции акварелей Курье и Ив, семейные фотографии. Тут висел и огромный плакат Элвиса Пресли в молодые годы, а также плакат поменьше «Битлз», а потрепанный плакат молодой Энн Блит, сидящей на крышке фортепьяно, даже был заключен в рамочку. Мэтт усмехнулся. Он был поклонником старых фильмов — может быть, у них с Паолой найдется кое-что общее.