Мистер Блэк

Мичел П. Т.

Девушка, немного прикрыв глаза, с интересом поворачивается в мою сторону.

— Кого же ты потеряла?

— Я потеряла того... кто был мне как сестра... когда мне было тринадцать. Ее звали Амелия.

Я ни с кем не говорила о смерти Амелии. Слова вылетают сами собой, и я начинаю хрипло рассказывать, словно переворачиваю страницы старого фотоальбома, открытого после долгих лет глубокого хранения. Моя тетя отказывается обсуждать тот вечер. Полагаю, что для нее это очень болезненно,

поэтому мы никогда не говорим об этом.

Слезы блестят в глазах Мины.

— Может ли что-то облегчить эту боль?

Я сажусь рядом с ней на подоконник и встречаю ее взгляд полный страдания.

— Боль постепенно притупляется, с каждым годом ее становится меньше, но мне трудно позволить уйти чувству вины.

— Ты каким-то образом ответственна за это? — глаза Мины расширенны, в темных глубинах плещется сочувствие.

Я сжимаю губы вместе.

— Нет, но я все равно чувствую, словно могла что-то сделать, чтобы это предотвратить.

Ее плечи слегка опускаются.

— Я точно знаю, что ты чувствуешь.

— Наркотики способствовали смерти Амелии, — говорю я, наблюдая за выражением лица Мины, которая начинает отводить взгляд в сторону, но я по-прежнему продолжаю: — Поэтому это объединяет тебя и меня.

Она резко вскидывает голову, возмущаясь:

— Не наркотики убили Саманту!

— Тогда что же, скажи мне, Мина. Мое чутье подсказывает, что есть что-то большее в истории, которая официально сообщалась. Твоя соседка по комнате не торговала наркотиками, так ведь?

Выражение крайней вины отображается на лице Мины перед тем, как она прижимает руки к лицу и бормочет:

— Мы не хотели делать этого. Боже, это все моя вина, что она ушла, но я не могу ничего говорить.

Я убираю ее руки от лица, наклоняясь, чтобы заглянуть в глаза.

— Почему не можешь?

Она смотрит вниз на наши сцепленные руки.

— Потому что другие могут пострадать, если я сделаю это.

Сжимая ее руку, я говорю:

— Сколько еще людей может пострадать, если ты не заговоришь, чтобы в конце концов остановить это?

Она качает головой и еле слышно шепчет:

— Слишком много чужих жизней может быть разрушено. Шантаж имеет глубокие корни.

— Шантаж? Тебя и твою соседку по комнате как-то принудили распространять наркотики?

Медленный кивок.

— И других тоже? — продолжаю я.

Когда она снова кивает, я кусаю изнутри щеку, потому что во мне закипает ярость. Это уже не просто статья, а миссия.

— Как насчет того, что статья будет полностью анонимной?

Надежда освещает ее лицо, затем ее взгляд тускнеет.

— Твое имя будет под ней. Они отследят тебя, и путь приведет ко мне в качестве источника информации.

—

Автор статьи будет тоже анонимным.

Она смотрит на меня в замешательстве, ее выражение сомневающееся.

— Зачем ты это делаешь? Я знаю, насколько много значат большие сенсационные новости для таких как ты. Ты учишься на журналиста, верно?

Мои учителя увидели во мне потенциал и выдали специальное разрешение, чтобы я смогла посещать курсы журналистики уровня выпускников в качестве студента последнего курса. Я киваю.

— Да, эта история будет способствовать развитию моей карьеры, после того как стану выпускником, но я не хочу делать свою карьеру таким образом, — говорю я, снимая мою цепочку. Однажды я уже снимала одно из сердец с моей цепочки. Вновь застегивая ее на шеи, я протягиваю ей сердце.

— Возьми.

Она берет крошечное золотое сердечко.

— Я не понимаю. Почему ты даешь его мне?

Я киваю на амулет.

— Я должна была отдать его Амелии, когда она станет достаточно взрослой. Я даю его тебе, и ты будешь знать, что я сдержу свое обещание.

Слезы облегчения струятся по ее щекам, прежде чем она, не задумываясь, обхватывает руками меня за шею и, крепко прижавшись, шепчет:

— Благодарю тебя.

Я тяжело выдыхаю, отклоняюсь назад и улыбаюсь.

— Ты будешь в порядке, если я начну записывать?

Мина кивает, вытирая слезы, затем снимает свои золотые цепочки и надевает амулет на одну из них.

Ручка и блокнот в моей руке, но мой взгляд цепляется за сердце, висящее на ее цепочке. Я пытаюсь сделать вдох, но легкие не дают, горло сжимается.

Ее пальцы дотрагиваются до амулета.

— Ты уверена, Талия? Это прекрасный жест, но я верю, что ты и так сдержишь свое слово.

Я с трудом проглатываю комок в горле и киваю.

— Он идеально смотрится на тебе. У Амелии были такие же волосы, как у тебя. Приятно видеть, как бы амулет выглядел на ней.

Мина улыбается, потом кивает в сторону двери.

— Себастьян, должно быть, действительно испытывает уважение к тебе.

Моя рука с ручкой замирает на середине.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что его не так просто уговорить, чтобы он привел кого-то сюда, чтобы встретиться со мной. Каждый старался прикрыть и защитить меня, но Себастьян ... — она замолкает и хихикает. — Он такой бунтарь. За это я его обожаю.

Но он только что встретил меня. Кроме моих слов, у него нет других причин доверять мне. Я стараюсь не допускать, чтобы ее очевидное обожание Себастьяном проникло мне под кожу. Ревность — бесполезная эмоция.

— Ну, я обещала ему быть честной.