Мистер Фермер. Кровь с молоком!
Шрифт:
Сейчас, когда те по какой-то причине послали нам переговорщика, я видел самый лучший момент для налаживания наших с ними отношений. Ведь в позе «просящего» были именно они.
Чёрт, вот по поводу кораблей… Если бы мы сделали их немного раньше, то уже могли бы ловить рыбу, постоянно пополняя той наши запасы. Наверное мне стоило построить корабли намного раньше… Или нет? В последнее время я был слишком занят изучением местности, рельефа, молочных холмов и влажных ущелий… Да и до этого, мы готовились к стычке с врагом, к решающей нашу судьбу битве… Нет. Мы живы, крепость стоит и народ в безопасности.
Жаль только я совсем позабыл о соседях, которых в округе насчитывалось огромное множество. И от этого коробило. Внезапно я начал чувствовать вину. Внутренний голос подсказывал, не сумев разобраться с нами, враг начнёт вымещать злобу на других… Вопрос только в том, начнёт или уже начал?
Представителя Выр-выр я увидел не совсем в том образе, в котором представлял. Мужчина, ростом не отличающийся от кролли. Худощавый, руки и ноги казались мне странными, они выглядели почти как мои, только чуть короче и в разы более мускулистые. Глядя в потолок своими круглыми, чёрными глазками, посланник болезненно скалился, рукой своей пытаясь нащупать оторванный хвост.
– Муррка нашла его во время сбора дерева для вас и вашего шаманства. – Поприветствовав меня, проговорил дежуривший у раненого Кобаго.
– Выживет? – Спросил я у обрабатывавшей раны Момохо.
– Выживет конечно, куда он денется… – Приложив к укусу на торсе лист с какой-то травяной мазью, улыбнувшись своей маме, ответила девушка.
Хохо смутилась, но постаралась не показать этого наблюдавшему за нами с пола гостью.
– Человече Матвеем, это вы? – Найдя меня в толпе, спросил Выр-выр.
– Да я, что привело тебя, друг?
– Рыбий хвост тебе друг, клешня ты гнилая… – Внезапно злобно рыкнул на меня Выр-Выр. Ни хуя себе поворотик?! Да… не такого начала переговоров я ожидал.
– Ты говоришь со старостой, прояви уважение, или я, не смотря на твои раны, скину тебя со стены… – Не собираясь мириться с оскорблениями в мой адрес, прорычал Кобаго. Попусту тот не угрожал и действительно мог выкинуть раненого.
– Тише-тише… – Встаю между выдрой и набычившимся здоровяком. – Что случилось то, чем мы вас оскорбили или обидели?
– А то вы не знаете?! Вы живёте вверх по ручью. Некогда чистую воду теперь невозможно пить. Вы скидываете туда тела, свои какашки, они создают запруды, гниют, после чего, кристально чистый источник, превращается в зловонную, вонючую массу стекающую вниз. Вы совсем не думаете о наших собирателях и охотниках, что веками пили из этого ручья. – Прорычал Выр-выр.
Упс…
– Собиратели и охотники разом забыли о всех других источниках воды? Этот ручей не ваша собственность и не единственный на всю округу, и ты, помёт пик-пика, это прекрасно знаешь. – Ещё больше распалился Кобаго. – У нас от этого ручья жизнь целого поселения зависит. И объединенные племена му и кролли, для безопасности своей и выживания, будут делать так, как считают нужным!
– А о нашей безопасности вы не подумали? – Прошипел Выр-выр. – Кролли отказались от Каглахама, затем поднялись му, и, как считаете, к кому за жертвами пошли хищники? Они убили и утянули в своё логово восьмерых наших, а вы…
– А что мы? Должны были смиренно ждать смерти? Мы восстали,
– А мы не просили защиты! – Крикнул в ответ Выр-выр и, глядя на здоровенную, угрожающую тому расправой махину, напуганно расплакался. – Зайя не осталось, два дня назад их пожрала серо-зелёная зараза. Затем рыкуны пришли за нами, мои родители, моё племя… мы бежали, но хищники нас настигли, после чего мы поплыли… Рыкуны загнали выр-выр на маленький островок, образовавшийся в реке после большого потопа. Их стрелы не долетают до нас, но и мы с островка выбраться никуда не можем, до другого берега слишком далеко, никто не доплывёт.
– Так ты пришёл оскорблять нас и жаловаться? Сученыш, где вы были раньше, когда убивали нас, убивали му. Какое вообще ты имеешь право оскорблять старосту, а после просить о помощи?! Матвеем, я считаю, что мы не должны беспокоиться о выр-выр, сами как-нибудь выгребут… – Злости в голосе Кобаго только прибавлялось. Чувствуя слабость своего оппонента, он буквально морально того уничтожал, пополам ломая гордость мелкой выдры.
– Вы, надменные выр-выр, всегда смеялись над нами, считали кролли трусами, слабаками. Вы жрали рыбу, когда наши дети умирали от голода. Вы зимовали в тёплых норах на своих островах, когда нашей кровью, долгими зимами окропляли снега. А теперь что? Погляди на себя… ты жалок и род твой…
– Кобаго, выйди. – Пытаясь прервать ссору, скомандовал я, и Мудагар с Белой тут же сделали шаг к здоровяку. Бык кладёт тому руку на плечо, но охотник рывком скидывает ту.
– Не трогай меня, Мудагар… – Оскалился ломаными зубами охотник, а после, повернувшись ко мне спиной, замер. – Староста, я считаю мы не должны помогать выр-выр. Они и их староста не заслужили нашей помощи.
Громко ляпнув за собой дверью, здоровяк исчезает вместе с двинувшими вслед за ним му.
– Это он так из-за грубости? – Спросил я у Момоха, и та покачала головой.
– Нет. Тут другое. Корого при жизни боялся огня. Поэтому Кобаго не стал сжигать тело сына и попросил вместе с цветочным настилом сплавить вниз по ручью. О том же попросили и многие другие кролли. Теперь их тела гниют вниз по ручью…
Блять…
Ситуация плохая, я бы даже сказал мерзкая. Если тела создали запруду и уже начали гнить, то скорее всего их запах уже разошёлся по округе, и, возможно, там прямо сейчас крутятся какие-нибудь падальщики или другие любители полакомиться гнилью. Выйдя вслед за охотником, замечаю того у пристройки с инструментом, с лопатой в руках, рядом так же с лопатой уже стоит Кобо и его сестра.
– Кобаго…
– Я похороню сына и вернусь. – Не оборачиваясь, не глядя на меня, ответил здоровяк.
– Кобаго, прошу, не рискуй лишний раз живыми из-за почестей к умершим… – Здоровяк недовольно зарычал. Впервые с нашего знакомства рычал он именно на меня. Сказать, что меня это пугало, ничего не сказать. Но я должен был его остановить. Даже в опущенных, напуганных взглядах его детей, я видел страх. Страх не перед возможной вылазкой, а перед большим и очень жестоким отцом, которому ты не имеешь права сказать слово «нет».