Мистер Кларнет
Шрифт:
– Это…
– …Мингус? – спросила женщина.
Заскрипел засов, отворились ворота.
– Я Матильда Тодор. Спасибо, что пришли.
Она захлопнула за ними ворота, пожав руки Максу и Шанталь. Пожатие крепкое, под стать ее прямому взгляду. Матильда выглядела бы вполне симпатичной, даже красивой, если бы больше улыбалась. Но ее лицо было лицом женщины, познавшей скверные стороны жизни. В тренировочных брюках, футболке с символикой «Быков» [46] и кроссовках.
46
Знаменитый
В глубине двора стоял аккуратный одноэтажный домик с покатой жестяной крышей, обсаженный неухоженными кустами. Растущая сзади пальма с толстым стволом бросала на дом густую тень, испещренную желтыми солнечными пятнами. Справа Макс увидел детскую площадку с качелями. Цепи проржавели. Видимо, Клодетта была единственным ребенком. У стены, близкой к площадке, стояла большая собачья конура. Рядом две ярко-зеленые миски – одна с едой, другая с питьем.
– Наш пес не кусается, – произнесла Матильда, заметив, что Макс внимательно смотрит на конуру.
– Совсем?
– Да, совсем. Он умер.
– Извините.
– Еду и воду мы ставим для его духа. Как и все в этой стране, мы не свободны от суеверий.
Гостиная тесная, поскольку была чересчур загромождена мебелью. На стенах фотографии. На каждой Клодетта – в младенческом возрасте, в школьной форме, с родителями, с бабушкой и дедушкой, с родственниками. Симпатичная веселая девочка. Улыбалась, гримасничала, на каждом снимке была центральным персонажем. Очень фотогеничная. На одной фотографии она стояла с дядей Александром у церкви в Майами. Снято сразу после церковной службы. Он в сутане, на заднем плане нарядно одетые люди. Еще снимок, где Клодетта обнимала черного добермана. По крайней мере на дюжине фотографий Клодетта была снята с отцом. Она была на него похожа и любила, кажется, больше, чем всех остальных. Во всяком случае, на снимках с матерью она так широко не улыбалась.
Каспар пожал руки Максу и Шанталь и пригласил садиться.
Коренастый широкоплечий крепыш с сильными руками совсем не был похож на своего брата. Подстрижен коротко. Волосы с сильной проседью поредели на макушке. Лицо угрюмое, на вид лет сорок пять.
Матильда налила гостям сок и села рядом с мужем.
– Вы болеете за «Быков»? – спросил Макс, глядя на Каспара.
Он молчал до тех пор, пока Матильда не толкнула его локтем.
– Мы из Чикаго, – ответил Каспар, не поднимая головы.
– Давно здесь живете?
Каспар молчал. Пришлось вступать в разговор Матильде:
– Семь лет. Вернулись, когда свергли Бэби Дока.
– Лучше бы нам не рыпаться, – добавил Каспар.
Он сказал что-то еще, но Макс не уловил. Голос у него был сиплый, речь неразборчивая.
Матильда многозначительно посмотрела на Макса и подняла глаза, намекая: вот такой он теперь постоянно. Макс понял, что Каспар так и не оправился после исчезновения дочери.
Он нашел фотографию отца с дочерью. Оба смеялись. У Каспара тогда волосы были темнее и гуще. Клодетта выглядела, как на снимке, который дал Максу ее дядя.
– У вас были еще неприятности?
– Кроме пропажи дочери? – с горечью произнес Каспар.
– Каспар работал в пожарной службе в Чикаго, – вмешалась Матильда. – После несчастного случая ему выплатили страховку, и мы решили переехать сюда. Мы давно поговаривали об этом, а тогда представился благоприятный случай.
– А почему вы отсюда уехали?
– Нас вывезли родители в начале шестидесятых. Мой отец был связан с заговорщиками в Майами и Нью-Йорке. Они пытались совершить государственный переворот, но неудачно. До организаторов Папе Доку добраться не удалось, но местных всех похватали. Рано или поздно макуты пришли бы и за нами, но мы успели уехать.
– Зачем вернулись? – спросил Макс. – Разве вам в Чикаго было плохо?
– Вот за это я ругаю себя с утра до вечера, – проворчал Каспар.
– Понимаете, мы выросли в Америке с ощущением потери родины, – пояснила Матильда. – Всегда называли Гаити своим домом. Мечтали о возвращении. Перед свадьбой дали друг другу слово, что вернемся, когда свергнут тиранию. И вот Бэби Док сбежал. Мы приехали, купили заправочную станцию с небольшим магазином на деньги, которые Каспару выплатили по страховке. Товары для бедных по низким ценам. Кое-кому наш приезд не понравился. О нас начали распускать гнусные слухи. Мол, мы нечисты на руку, трусливо сбежали, когда тут было плохо, а теперь вернулись на все готовое.
– Простые люди к нам относились по-доброму, – добавил Каспар. – Другое дело состоятельные. И это при том, что мы никого не трогали. Действовали примерно как корейцы в черных пригородах Чикаго. Наняли нескольких местных, хорошо ладили с ними, были со всеми вежливы. Но соседи в Петионвилле, где мы вначале поселились, не желали нас терпеть. Намекали, чтобы мы убирались. Обзывали разными грязными словами.
– Завистливые люди везде одинаковы, – вздохнула Шанталь. – Их полно не только тут.
– В общем, через некоторое время мы переехали сюда. – Матильда похлопала мужа по руке. – Правда, здесь стало лучше? Соседи все такие же, как и мы – иммигранты.
– Да, – согласился Каспар, – у нас крепкая община. Поддерживаем порядок, по очереди убираем улицу, даем отпор чужакам.
– А когда родилась Клодетта, – подхватила Матильда, – наше счастье стало полным. Мы не собирались заводить детей, уже не тот возраст, но она сделала нашу жизнь такой наполненной.
Матильда замолкла и посмотрела на мужа. Макс не видел ее лица, однако по тому, как смягчился взгляд Каспара, догадался, что она готова заплакать. Каспар нежно обнял жену за плечи и притянул к себе.
Макс размышлял, разглядывая фотографии на стене. Тодоры – хорошие люди. Душой и движущей силой семьи была, разумеется, Матильда. Требовательная, нежелающая мириться с разгильдяйством. Вот почему дочка тянулась к отцу, выполнявшему все ее прихоти. Макс вспомнил Аллейна и Франческу. Неизвестно, какие у них были отношения до пропажи ребенка, но теперь ни о какой теплоте или близости не могло быть и речи. Он знал, что потеря ребенка корежит даже самые крепкие браки, а неблагополучные разваливаются. А вот Тодоров исчезновение Клодетты сблизило. Всякое бывает.