Мистер Монстр

Уэллс Дэн

Ну вот, никакого вреда. Хорошо отказаться от ненужных правил и свободно смотреть на Брук.

Свидание должно пройти идеально.

Вернувшись домой, я выбрал себе одежду, неплохую, но достаточно повседневную, в том же стиле, что и Брук, потом принял душ и пять раз вымыл руки, чтобы наверняка не осталось запаха земли и сверчков. Бо́льшую часть дня я провел в лесу, и уже почти пришло время ехать за ней.

Я быстро оделся, взял бумажник и ключи с прикроватного столика. Рядом лежал перочинный ножик, оставшийся с тех времен, когда я был скаутом-волчонком; в последние несколько дней я затачивал его от нечего делать. Прихватить

с собой? Конечно, вряд ли он мне понадобится, но никогда не знаешь наперед. Например, тогда, на озере, когда мы нашли тело в камышах, я мог бы ножом перерезать веревки. И потом, я до сих пор не представлял, что задумала Брук, — вдруг нам попадется по пути какой-нибудь псих? Или слишком крутой парень? Не исключено, что нужно будет откупорить бутылку. Или вскрыть банку. Брук ведь оделась довольно неформально, а в последний раз она говорила, что любит рыбачить, так что, вполне вероятно, мы отправимся к озеру и мне придется чистить и потрошить рыбу.

«Не бери его».

Чепуха. Нож был острым — идеальный нож для рыбы, он вонзится в брюхо и выпотрошит ее от хвоста до головы. Брук это понравится. Я сунул нож в карман и улыбнулся. Пора за ней.

К дому Брук я подъехал заранее и постучался. Изнутри донесся крик, а за ним — торопливые громкие шаги по лестнице. Брук открыла дверь и улыбнулась. На ней была другая блузка, с неровными синими, белыми и черными полосами. Я нахмурился и сделал шаг назад.

— Привет, Джон!

Почему она переоделась?

— Ничего не случилось? — спросила она.

— Ничего, — фальшиво улыбнувшись, ответил я.

Тысяча объяснений промелькнула у меня в голове: она знала, что я подсматривал, и в отместку надела другую блузку; она догадывалась, что я подсматривал, и переоделась, чтобы, заметив мое удивление, выяснить правду. Впрочем, причина не имела значения — она переоделась, и я чувствовал, что все изменилось. Вечера, которого я себе вообразил, больше не было, он стал поддельным и омерзительным перед лицом этой новой, неизвестной, незапланированной блузки.

— Ты уверен, что все хорошо? Выглядишь приболевшим.

Она волновалась обо мне. Это означало, что я ей небезразличен. А это, в свою очередь, означало, что я дурак, и нечего горячиться. Но на самом деле меня задела не блузка, а сама перемена — поразительное различие между моими яркими фантазиями и мутной нестабильной реальностью. А новая блузка была очень даже мила: не в обтяжку, но и не слишком свободная, она, не оголяя лишнего, показывала ее фигуру с лучшей стороны. Оставалось только преодолеть себя.

Я снова улыбнулся и сделал шаг навстречу:

— Я в порядке. И блузка в порядке.

— Блузка? — недоуменно переспросила она.

Я принялся быстро соображать:

— Воротник у меня немного натирал шею. А сейчас ничего. Ты готова?

— Да.

Она взяла из-за двери полотняную сумку и вышла на крыльцо. Она сменила шорты на брюки, длинные светлые волосы свободно спадали локонами. Выглядела она замечательно, и, пока она накидывала сумку на плечо и закрывала дверь, я позволил себе скользнуть по ней одобрительным взглядом. Она была тоньше Марси, не такая фигуристая, но более грациозная; разница между двумя девушками представлялась мне очевидной — царственная, изящная Брук относилась к более высокой категории. Я направился за ней к машине.

— Сегодня тебе повезло, — сказала она, улыбаясь. — Папа говорит, что уже допросил тебя с пристрастием в прошлый

раз.

— Я оправдал доверие?

— Все остальные испугались, увидев тело, только тебе хватило смелости что-то предпринять.

— Это потому, что мертвецы вовсе не страшные. Ты согласна, что они наименее опасны из всех людей? Ну, то есть они не могут тебе навредить, если, конечно, ты моешь руки после пожатия.

Брук рассмеялась и остановилась у своей дверцы. На сей раз я открыл ее без заминки, я предвкушал это, заранее наслаждался запретным прикосновением к ручке. Она не ездила в моей машине с начала каникул, но дверца все равно оставалась особенной: она так долго была дверцей Брук, что уже не могла стать ничьей другой. Я сел на водительское место и вытащил ключи.

— Куда мы едем? — спросил я.

— Давай по порядку, — сказала она и с шутливым упреком погрозила мне пальцем. — Ты еще не одет.

Я посмотрел на себя:

— Не одет?

Это меня и беспокоило: несмотря на все усилия, я что-то сделал не так. Она выглядела куда изысканнее меня; рядом с ней я, наверное, смотрелся жалким клоуном.

— Нет, я полагаю, Джон и Брук одеты, — ответила она, улыбаясь, — но мы больше не Джон и Брук, мы туристы.

Что? Такого я никак не ждал.

— И куда мы едем?

— Мы едем в экзотический город Клейтон, — заявила она, вытаскивая из сумки груду одежды.

Мне она протянула яркую гавайскую рубашку:

— Надевай.

Мои предположения относительно предстоящего вечера рухнули окончательно — я думал о рыбалке или о поездке в кино, но она изобрела нечто принципиально другое. Я десятки раз прокручивал в уме этот вечер, но ничего подобного мне и в голову не приходило.

Брук вытащила из сумки еще одну пеструю гавайскую рубашку для себя и большую черную фотокамеру на разноцветном ремешке. Я не очень-то разбирался в свиданиях — сегодняшнее было у меня вторым в жизни. Но я никогда не видел в городе подростков, одетых туристами, так что этот сценарий даже я не рискнул бы назвать обычным.

— Ты умеешь убедительно разговаривать с акцентом? — спросила Брук.

— Боюсь, что нет.

— Я могу говорить с дурацким русским акцентом, — похвасталась она, надевая широкополую шляпу. — Думаю, так сойдет.

Я толком не понимал, что делать, но мне было так хорошо с Брук — смотреть на нее, болтать с ней. Что бы она ни предложила, я согласился бы на все, лишь бы оставаться рядом. Я взял гавайскую рубашку и взглянул на Брук, придумывая, что бы такое смешное сказать.

— Ты имеешь в виду, что твой русский акцент дурацкий или что русский акцент вообще дурацкий?

Глупо прозвучало, нужно лучше работать головой.

— Не смей шутить над акцентами, — хриплым голосом произнесла она.

Так разговаривают злодеи в фильмах про Джеймса Бонда. Наверное, она долго тренировалась.

— Тебя зовут Борис, а меня — Наташа. Надевай рубашку.

Я смотрел, как она натягивает рубашку поверх одежды. Находиться рядом с ней, смотреть на нее без всяких ограничений — я испытывал тот самый запретный восторг, который почувствовал, открывая перед ней дверцу. Она вытащила волосы из-под своей маскарадной, не по размеру большой рубашки, и они золотистой волной упали ей на спину. Странный диссонанс приводил меня в недоумение: она по-прежнему оставалась Брук, моей неприкосновенной фантазией, но при этом была кем-то другим. Кем-то настоящим и, да, очень даже прикосновенным.