Мистер Невозможный
Шрифт:
На диване был разложен знакомый лист бумаги с тремя видами письменности. Это была копия Розеттского камня. На коленях у нее лежала тетрадь. Он постучал в открытую дверь. Дафна подняла голову. Лицо ее залилось румянцем. Ему захотелось поцеловать эту розовую кожу. И ту, что оставалась бледной. Затем и ту, что была еще ниже.
— Крокодилы, — сказал он.
— Правда? — Она отложила тетрадь. — Где?
Руперт нашел зонтик и повел ее на палубу. Он держал над ней зонтик, пока она с интересом разглядывала рептилий. Прошло
Он не испытывал потребности говорить. Достаточно было слышать ее, видеть ее удивление и удовольствие, преображавшие все, на что он смотрел. Крокодилы каким-то образом стали казаться более экзотичными и удивительными. С ней любой понимал, что видит чудеса.
— Мне трудно поверить, что они настоящие, — наконец сказала она. — Смотри, один сползает в воду.
Руперт услышал рядом мальчишеские голоса, похоже, мальчишки ссорились. Он бросил на них сердитый взгляд. Том подошел к нему:
— Пожалуйста, сэр, мне надо поговорить с вами.
Но он не может говорить в присутствии леди, сказал мальчик. Это мужской разговор. Пожав пленами и улыбнувшись, Дафна ушла в каюту, подальше от жгучего солнца.
— Для тебя будет лучше, если это действительно важно, — предупредил мальчика Руперт.
— О да, сэр. Юсуф очень болен.
Руперт пристально посмотрел на другого юношу, который со смущенным видом держался позади. Его тюрбан съехал набок, а одежда была измята.
— Болезни — это дело леди, — сказал Руперт. — А я не доктор.
— Он болен от любви, сэр. Вот почему он так небрежен к своей одежде.
— От любви?
— Да, сэр, к Нафизе. Его страдания велики. Я говорил ему, что вы теперь наш отец, и вы позаботитесь о его счастье, но он мне не верит.
Руперт снова взглянул на Юсуфа, лицо которого выражало трогательную надежду. Он снова обратился к Тому:
— И с каких это пор я ваш отец?
Том объяснил, что чума лишила его почти всех родных. Его дядя Ахмед исчез. У Юсуфа тоже нет семьи. Солдаты Мухаммеда Али два года назад сожгли дотла его деревню и всех убили.
— И теперь мы принадлежим вам, — закончил Том. — Вы наш хозяин и наш отец.
В эту минуту заплакал ребенок.
Руперт огляделся. Ребенок. Женщины. Пара подростков.
Он и был им отцом.
Дафна упорно смотрела на картуши, но это было бесполезно. Она не могла сосредоточиться. Она не могла вспомнить, о чем думала перед тем, как услышала стук и увидела на пороге мистера Карсингтона. Она помнила, как он прижал ее к двери в тот вечер, когда они вернулись из Мемфиса.
Поцелуй, колдовской поцелуй. Нежный и игривый. Он был для нее неожиданным открытием, как будто никто на свете никогда не целовал ее.
И все воспоминания, которые она гнала прочь, нахлынули на нее и пробудили желания, приносившие с собой боль.
Эту боль ей было бы легче вынести, если бы он был таким бесчувственным, как притворялся.
«Включая меня, — подумала она. — Включая меня, глупую».
— Дафна.
Она подняла глаза, не ожидая что-либо увидеть, ибо она лишь мечтала и звучный голос слышала в своем воображении. Но нет, он снова стоял в дверях, чуть склонив голову, потому что дверной проем был слишком низок для него. Северный ветер растрепал его густые темные волосы, глаза весело блестели. Она вспомнила, как он насвистывал в темноте темницы, смеясь над опасностью, как будто она существовала специально для его развлечения.
А теперь Дафна наблюдала, как он день за днем разгоняет темноту в ее душе. И она меняется день за днем. Благодаря ему она снова научилась любить и доверять себе. Благодаря ему, желания стали наслаждением, а не стыдом.
«Я люблю тебя», — подумала она.
Он долго наблюдал за ней, затем уголки его губ медленно растянулись в улыбке.
— А-а, — сказал он. — Так-то лучше.
— Что лучше?
Он вошел в каюту и закрыл за собой дверь.
— Ты знаешь, — ответил он.
— Тебе не следовало закрывать дверь, — сказала она, а ее сердце, непослушное сердце, замирало от предвкушения.
— Ты смотришь на меня, как будто говоришь «та ала хенех», — сказал он.
— Нет, — солгала она. А желание билось в ее сердце и пробегало по жилам.
— Тогда почему я забыл, зачем пришел? — Руперт сел на диван рядом с ней. — Это было что-то чрезвычайно важное. Но выражение твоего лица заставило меня обо всем забыть. — Руперт поднял тетрадь, выскользнувшую из ее рук, когда она увидела его. — Может быть, я постепенно вспомню. Чем ты занимаешься сегодня? Или я должен сказать кем? Я вижу пару этих надоевших уже картушей.
— Не пару, — сдержанно возразила Дафна. В каюте было слишком тесно. Они были отгорожены ото всех. Снаружи матросы затянули любовную песню. — Они происходят из разных мест.
Как и они, напомнила она себе, из разных миров. Ей надо оставаться в своем, держаться на расстоянии. Это она понимала. Но она придвинулась ближе и указала на страницу, хотя в этом не было необходимости. Он и так хорошо все видел.
— Тот, что сверху, принадлежит Птолемею, он с Розеттского камня. Нижний — Клеопатре, он с обелиска мистера Бэнкса. — Она придвинулась слишком близко. Его запах щекотал ей ноздри и проникал в мозг, затуманивая его.