Мистер Рипли под землей
Шрифт:
— Дело запутанное и, возможно, касается в первую очередь лондонской полиции, но мы должны сообщить им как можно больше сведений. Эти “Часы” — именно та картина, в подлинности которой мсье Мёрчисон сомневался?
— Да, сначала он сомневался. Он лучше меня разбирается в живописи. Меня обеспокоило то, что он говорил о фальсификации Дерватта, и я пригласил его к себе, чтобы он посмотрел на мои картины.
— И что он сказал о ваших? — с интересом взглянул на него комиссар. Было похоже, что он спросил это просто из любопытства.
— Он решил, что мои, безусловно, не подделки. Я тоже так думаю, — добавил Том. — Мне кажется, он стал склоняться к мысли, что и его картина подлинная. Он сказал, что,
— А-га… — Комиссар взглянул на телефон, очевидно, раздумывая, не позвонить ли в Мелён, однако не попросил разрешения воспользоваться им.
— Могу я предложить вам по бокалу вина? — спросил Том.
От вина они отказались, но изъявили желание взглянуть на картины. Том был рад показать их. По заинтересованным лицам полицейских и вполне грамотным замечаниям можно было предположить, что в свободное время им случается посещать картинные галереи.
— Дерватт очень знаменит в Англии, — сказал младший.
— Да, — подтвердил Том.
Больше у полицейских вопросов не было. Они поблагодарили Тома и уехали.
Том был рад, что мадам Аннет совершала в это время свой утренний обход магазинов.
Когда Том закрыл дверь за полицейскими, Крис неуверенно рассмеялся.
— Что они разыскивают? Все, что я понял, — это “Орли” и “Мёрчисон”.
— Оказывается, Томас Мёрчисон — американец, который был у меня в гостях на этой неделе, — так и не вылетел из Орли в Лондон, а куда-то исчез. Его чемодан был найден в Орли на тротуаре — там, куда я его подвез в четверг.
— Исчез? Ничего себе! И ведь прошло уже четыре дня.
— Я ничего не знал об этом до вчерашнего вечера. Помнишь, был телефонный звонок? Это звонили из полиции.
— Ничего себе! Вот странно! — Крис задал несколько вопросов, и Том ответил на них так же, как и полицейским.
— На него что, затмение какое-то нашло, что ли? — продолжал Крис. — Он был трезв?
— Абсолютно, — рассмеялся Том. — Не могу понять, что с ним стряслось.
Они проехались на “альфа-ромео” вдоль Сены, и возле Самуа Том показал Крису мост, по которому генерал Патон пересек Сену со своей армией на пути к Парижу в 1944 году. Крис вылез из машины, прочел надпись на небольшой колонне из серого камня. Когда он вернулся, глаза у него были мокрые, как у Тома после могилы Китса. На обед они остановились в Фонтенбло, потому что Том не любил ресторанчик в Ба-Самуа — кажется, он назывался “У Бертрана” или что-то вроде этого. Еще не было случая, чтобы их с Элоизой не попытались там обсчитать, и к тому же семейство, владевшее рестораном, имело привычку заниматься мытьем полов в зале прямо при посетителях и двигать стулья с металлическими ножками взад и вперед по керамическим плиткам пола без всякого снисхождения к слуху обедающих. Том не забыл и своих обязанностей перед мадам Аннет — он должен был доставить ей кое-что из продуктов, не продававшихся в Вильперсе, — champignons a la grecque, celeri remoulade [36] и сосиски, названия которых Том никак не мог запомнить, так как они ему не нравились. После обеда он купил все это в Фонтенбло вместе с батарейками для своего транзистора.
36
Шампиньоны по-гречески, сельдерей под соусом “ремулад” (фр.).
По пути домой Крис вдруг разразился смехом. — Сегодня утром я прошелся по лесу и наткнулся на место, где совсем недавно что-то копали, — ну точь-в-точь свежая могила. А тут является полиция и разыскивает пропавшего человека, который гостил у вас. Вот было бы забавно, если бы они увидели эту могилу! — Крис загоготал.
“Да, — подумал
10
Небо на следующий день было обложено тучами; в девять часов уже начался дождь. Где-то дребезжал ставень, и мадам Аннет вышла закрепить его. Она постоянно слушала радио и сообщила Тому, что предупреждают о приближении ужасной orage [37] .
Ветер всегда выводил Тома из равновесия. Поездки на этот день пришлось отменить. К полудню непогода усилилась, ветер пригибал верхушки высоких тополей, как прутики или клинки шпаг. То и дело он срывал с них небольшие ветки и сучья — вероятно, засохшие; они падали на крышу и с дребезжанием скатывались вниз.
37
Бури, грозы (фр.).
— Никогда еще не видел здесь ничего подобного, — сказал Том за обедом.
Однако Крис с таким же, как у Дикки — и, возможно, у всей их семьи, — хладнокровием только улыбался, наслаждаясь видом разыгравшейся стихии.
На полчаса в доме отключилось все электричество, что во французской провинции, объяснил Том, случалось сплошь да рядом даже при слабой грозе.
После обеда Том отправился к себе в комнату и занялся там живописью. Иногда это успокаивало нервы. Он писал, стоя перед рабочим столом, поставив холст на расстеленные газеты и кусок старой простыни, служившей ему тряпкой для вытирания кистей, и прислонив его к большим тискам и нескольким толстым книгам по искусству и садоводству.
Том усердно трудился, время от времени отступая назад, чтобы взглянуть на результаты работы. Это был портрет мадам Аннет, выполненный в манере, которая, пожалуй, несколько напоминала де Кунинга. Иначе говоря, сама мадам Аннет, поглядев на полотно, вряд ли догадалась бы, что это ее портрет. Том не подражал де Кунингу сознательно и даже не думал о нем, работая над портретом, и тем не менее характерный стиль де Кунинга чувствовался определенно. Нанесенные одним резким мазком бледно-розовые губы мадам Аннет приоткрылись в улыбке, демонстрируя ряд неровных желтоватых зубов. На ней было бледно-лиловое платье с белым кружевным гофрированным воротником. Том писал широкими и длинными мазками, сверяясь с предварительными набросками, которые он делал тайком, держа блокнот на коленях, чтобы мадам Аннет не заметила.
Сверкнула молния. Том выпрямился и набрал полную грудь воздуха, так что в легких даже закололо. По радио передавали программу под названием “Французская культура” — интервью с каким-то писателем, довольно скованно отвечавшим на вопросы. “Ваша книга, мсье Гюбло (Геблен?) представляется мне… (треск)… Тут, по словам критиков, вы отошли от той полемики с концепциями антисартризма, которую вели в последнее время. В этой работе вы, похоже, заняли противоположную позицию…” Том резко выключил транзистор.
Со стороны леса донесся зловещий треск. Том выглянул из окна. Верхушки сосен и тополей по-прежнему изгибались, но сплошная серо-зеленая стена леса не позволяла увидеть, упало ли какое-нибудь дерево. Хорошо бы, подумал Том, если бы оно повалилось прямо на могилу Мёрчисона и спрятало ее. Том хотел закончить портрет сегодня же и стал смешивать красновато-коричневую краску для волос мадам Аннет, как вдруг снизу послышались мужские голоса.
Он вышел в холл. Голоса говорили по-английски, но что именно, он не мог разобрать. Крис разговаривал с каким-то мужчиной. “Бернард”, — подумал Том. Акцент несомненно английский. Ну да. Боже, спаси нас и помилуй!