Мистер Рипли под землей
Шрифт:
— Это Роберт Маккей. — Женщине это имя ничего не говорило, потому что Том не сообщил его Джеффу. Но Том понимал, что Джефф с Эдом должны были оставить в студии человека, который знал его. — Это Цинтия?
— Д-да, — неуверенно прозвучал голос. Том решил рискнуть.
— Это Том. А когда вернется Джефф?
— Том! Я не была уверена, что это ты. Они должны придти через полчаса. Может быть, ты пока приедешь?
Том взял такси до Сент-Джонс-Вуд. Цинтия Граднор открыла ему дверь.
— Привет, Том.
Он уже почти забыл, как она выглядит: среднего роста, прямые каштановые
— Ты видел Бернарда.
— Да, но не знаю, где он сейчас. — Том улыбнулся. Он полагал, что Джефф с Эдом послушались его и никому не сообщали, что Бернард пытался его убить. — Может быть, он в Париже.
— Садись же, Том. Выпьешь чего-нибудь?
Том, улыбнувшись, достал бутылку “Уайт хорс”, купленную в Афинах. Цинтия держалась вроде бы вполне дружелюбно. Том был рад этому.
— Бернард всегда сам не свой во время выставок, — сказала Цинтия, готовя выпивку. — По крайней мере, так говорят. Я-то в последнее время его почти не вижу. Как ты, возможно, знаешь. Том ни в коем случае не собирался ей говорить, что Бернард рассказал ему о ее отказе встретиться с ним. Может быть, Цинтия не была настроена так решительно, как это представлялось Бернарду, кто знает. Он весело произнес:
— Бернард не хочет больше писать Дерваттов. Для него это только к лучшему, несомненно. Он говорит, что возненавидел все это дело.
Цинтия подала Тому стакан.
— Это мерзкое дело. Мерзкое!
Да, Том был согласен. Мерзкое. Убеждало в этом хотя бы то, как передернулась Цинтия. Убийство, ложь, мошенничество — мало приятного.
— Да, к сожалению, это зашло слишком далеко, — сказал он. — Но дальше не пойдет. Это будет последнее явление Дерватта народу. А может быть, Джефф с Эдом решили, что мне не стоит устраивать представление, — я не знаю.
Цинтия, казалось, не обратила на его слова внимания. Это было странно. Том сел, Цинтия же продолжала ходить взад и вперед по комнате и, похоже, прислушивалась, не раздадутся ли шаги Джеффа и Эда на лестнице.
— Что случилось с этим американцем, Мёрчисоном? — спросила она. — Джефф с Эдом сказали, что завтра вроде бы приезжает его жена.
— Увы, я ничего не знаю, — ответил Том как можно спокойнее. Он не мог допустить, чтобы вопросы Цинтии вывели его из равновесия. Ему и без того было нелегко. Господи боже, его жена завтра приезжает.
— Мёрчисон знает, что картины — подделка. Откуда у него такие сведения?
Том пожал плечами.
— Ему так кажется. Он много рассуждал о духе и общем настроении картин, о личности художника — не думаю, чтобы он мог убедить специалиста. И, положа руку на сердце, кто может теперь провести четкую грань между работами Дерватта и Бернарда? Разве что эти пошлые зануды, художественные критики-самозванцы. Слушать их или читать их рецензии — одна тоска: пространственные концепции, пластические решения и прочая мура. — Том рассмеялся и взмахнул руками, чтобы выпростать манжеты из рукавов, — на этот раз у него получилось. — Мёрчисон видел картины у меня дома — и дерваттовскую, и подделку. Я,
— Но куда он исчез? Том помедлил.
— Загадка. А куда исчез Бернард? Не знаю. Мало ли что было на уме у Мёрчисона. Может, у него имелись какие-то свои причины, чтобы исчезнуть. Или же в Орли орудует какая-то таинственная банда, — добавил он нервно. Он уже с трудом переносил разговоры на эту тему.
— Это очень усложняет все. Похоже на то, что его убрали, потому что он знал о подделках.
— Вот я и собираюсь распутать это. И раскланяться. Фальсификация не доказана. Ох, Цинтия, дело это действительно малоприятное, но раз уж мы зашли так далеко, то надо дойти до какого-то конца.
— Бернард говорил, что хочет сознаться во всем — полиции. Может быть, в данный момент он это и делает.
Такая возможность и в самом деле существовала. Но это было бы ужасно. Том даже слегка содрогнулся, как Цинтия незадолго до этого. Он залпом осушил стакан. Да уж, если как раз в тот момент, когда он завтра войдет в роль Дерватта, неожиданно вломятся полицейские с ехидными улыбками, это будет катастрофа.
— Не думаю, что Бернард так поступит, — сказал он, сам не до конца веря своим словам.
Цинтия посмотрела на него.
— Ты пытался разубедить Бернарда?
Том вдруг остро ощутил ее враждебность — враждебность, копившуюся, как он знал, годами. Ведь это он заварил всю эту кашу.
— Да, пытался, — сказал он. — По двум причинам. Во-первых, это погубило бы Бернарда как художника, а во-вторых…
— Если ты имеешь в виду художника Бернарда Тафтса, то его уже давно не существует.
— А во-вторых, — продолжал Том как можно мягче, — в этом, к сожалению, замешан не только Бернард. Это погубило бы и Джеффа с Эдом, и тех, кто занимается производством художественных материалов, — если только они не докажут, что не знали о подделках, — но вряд ли им это удастся. И еще эта художественная школа в Италии…
Цинтия тяжело вздохнула. Казалось, она не могла говорить. А может быть, не хотела больше. Она еще раз обошла квадратную студию и взглянула на огромную фотографию кенгуру, приклеенную к стене. — Я уже два года не была в этой комнате. Джефф живет все шикарнее.
Том промолчал. С облегчением он услышал шаги и отдаленные мужские голоса.
В дверь постучали.
— Цинтия! Это мы! — раздался голос Эда. Цинтия открыла дверь.
— Том!! — завопил Эд и бросился обнимать его.
— Привет, привет! — не менее радостно восклицал Джефф.
У Джеффа в руках был маленький черный чемоданчик, в котором, как знал Том, находился грим.
— Пришлось навестить нашего друга в Сохо, опять позаимствовать грим, — сказал Джефф. — Как дела, Том? Как в Афинах?
— Довольно мрачно, — ответил Том. — Угощайтесь, ребята. Полковники портят погоду. Правда, грома пушек я не слышал. Эй-эй, я надеюсь, сегодня представления не будет? — добавил он, увидев, что Джефф открывает чемоданчик.
— Нет-нет, я просто проверяю, все ли на месте. От Бернарда вестей не было?