Мистерия
Шрифт:
Кажется, они никогда вот так не сидели в парке — на лавочке, на теплых досках, под ласковыми лучами заходящего солнца.
Снег растаял сразу после обеда, температура вновь выросла до привычных двадцати двух градусов. Как ни в чем не бывало смотрели в небо стебли одуванчиков, касались друг друга листьями, вынашивали созревающие в коробочках семена.
— Это как-то связано с погодой?
— Да.
Как коротко и неясно.
— Все сложнее, чем кажется?
Дрейк промолчал, но ответ был очевиден — он завис в воздухе. Сложно, все не просто сложно, все… плохо. Иначе бы
Бернарда привыкла, что могла касаться теплой руки в любое время, и теперь страдала от того, что временно лишилась этой возможности — от Дрейка фонило, как от незащищенного ядерного реактора. Где он был? Что делал?
— Тебе придется спать одной, не обижайся. — Он будто прочитал ее мысли, и она нехотя кивнула — уже поняла, что этой ночью вновь будет обнимать матрас. — Я сейчас в том состоянии, когда меня лучше не трогать.
Но ведь все будет хорошо? — Хотелось спросить ей. Будет?
И неизвестно, каков бы был ответ.
— Переночуй у Клэр, ладно?
— Ладно.
Наверное, и ему бывало тяжело — всемогущему человеку, способному на все или практически на все. Он редко унывал, редко пребывал в апатии и уж точно никогда так подолгу не молчал.
И тогда, вместо того, чтобы задавать вопросы, Дина наклонилась и прижалась щекой к знакомому плечу — плевать, что от подобной близости накатывала тошнота и становилось физически тяжело.
— Все будет хорошо. — Прошептала она закатному солнцу, Дрейку и себе самой. — Что бы там ни было, мы справимся.
Он кивнул — так ей показалось. А если кивнул, значит, шанс есть.
Погода, сложности, мировые проблемы — что бы ни стояло в первой графе на повестке дня, Дрейк справится. Всегда справлялся.
Архан. Город Руур.
— Уходишь от ответа? Отводишь глаза? Да кто ты такая, чтобы строить из себя гордую неприступную статую, сутра? Служанка! Я предлагаю тебе жизнь — ЖИЗНЬ — вместо вонючей клетки, пышные одеяла вместо соломенной подстилки, свободу в обмен на посильную помощь. Посильную!
Он называл «посильным» то, что было ей не по силам — предать. Предать учение Кима, предать ее понимание «человечности», предать собственные принципы и начать заниматься тем, за что ее Дар Старшие либо отберут через сутки, либо навсегда лишат душу возможности перерождения, а для Тайры не существовало наказания хуже.
Он предлагал заглядывать в будущее и менять судьбы людей, предлагал изощренно карать тех, кого считал виновным и лечить тех, на кого укажет Правитель, а не тех, на чье лечение есть разрешение Господа. А если вмешаться в чью-то судьбу без Его разрешения, то навсегда возьмешь на себя все грехи и ответственность за чужую жизнь, превратив собственную в кошмар. Даже лекари, по словам Кимайрана, не осознавали того, что погружая руки в чужую плоть и помогая изгнать болезнь, тем самым навлекали на свою карму черный след, что впоследствии поведет их душу не вверх по спирали Синтары, а загонит ее на
Тогда являлась ли такая помощь «посильной»?
Для колдуна да, для Тайры нет.
Вчера Брамхи-Джава разложил перед ней перевернутые изображениями вниз карточки и приказал прочесть то, что находилось на скрытой от глаз стороне. Давай, мол, смотри насквозь, ты же умеешь!
Да, она умела — Ким научил. Еще тогда, в комнате с окном и камином, старый учитель часто раскладывал на полу неровные кусочки бумаги с начерченными на них угольком словами или знаками и терпеливо пояснял:
— Попробуй увидеть изнанку — прощупать ее, почувствовать. Символ или рисунок сам проявится в твоем воображении, как только ты настроишься на предмет. Если же метод не работает, делай следующее: представляй, как твоя рука берет кусочек бумажки, переворачивает его, а глаза смотрят на изображение, и ты его увидишь, Тайра, увидишь. Это дело практики и твоего усердия, которые требуются для любого дела.
Да, она видела изображения на разложенных на столе колдуном карточках, на всех четырех: на одной — символ солнца, на другой — крест Правителя, на третьей — ленту богатства, на четвертой — просто квадрат — квадрат, и ничего более, но никогда бы не призналась об этом вслух.
Одно неверное слово, и ты навсегда раб — раб своей гордыни, жадности и желания быть значимым в глазах других людей.
Нет, она значима уже хотя бы потому, что сохранила человечность, а судя по ее наблюдениям, немногие смогли сделать это.
Но карточки были вчера, и Тайра надеялась, что у нее в запасе вновь четыре «свободных» дня в «загоне», как было до вчерашнего допроса, но ошиблась — колдуна будто укусила пустынная муха. Он расхаживал по полутемному залу, сжимал плотные кулаки и исходил злобой; вился следом по прохладному полу длинный подол расшитой золотом туру, зеркальным эхом отражался от стен глубокий и недобрый голос.
— Думала, сумеешь все скрыть, притворившись немой? Не выдать способности? А ведь мы давно наблюдаем, давно, и ты раскололась-таки, как пересохшая глиняная чаша.
Раскололась? Выдала себя? Когда и где? Как? Неужели кто-то следил за ней по ночам, но ведь взгляда извне не ощущалось в клетке?
Обычно любившая редкие минуты в прохладе, Тайра заиндевела — неприятно замерзла в позвоночнике. Они не могли ничего узнать, колдун брешет, не могли…
— Подружка-то твоя выдала тебя! Мы поговорили с ней, знаешь, хорошо поговорили — по душам, и она рассказала о том, что ты предсказала про воскрешение наложницы из Сладкого Дома, той, что ударила голову — про ее скорый выход из полумертвого состояния…
Сари?! Нет, только не это! Они допрашивали Сари — били ее, пытали? Опаивали? Или просто предложили денег?
В последнее Тайре хотелось верить так же мало, как жевать смешанный песок с глиной. Нет, по своей воле она ни за что не поверит, никогда не подумает на подругу плохо.
Но факт оставался фактом — Брамхи-Джава нашел подтверждение того, что так долго и целенаправленно искал — Тайра могла «видеть».
Боже помоги ей теперь. Спаси от мук и жестоких сердец, спаси от алчущих ртов, защити от забывших доброе умов.