Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия
Шрифт:
…а в Евангелии говорится, что она величественна и обширна и в то же время немногословна. Это представляется мне удивительным прозрением, поскольку о превосходящей все причине всего сущего можно поведать как многословно, так и посредством немногих слов, и даже бессловесно…
Самым лучшим было бы обойтись вообще без слов, но где найти людей, которые способны понять молчание?
Один из наиболее значительных философов нашего времени Людвиг Витгенштейн пишет: «Не говорите того, что не может быть сказано». Он прав, поскольку говорить то, что не может быть
В Упанишадах сказано: «Знающие молчат, говорят те, кто не знают». Но если это говорится в Упанишадах, то к какой категории прикажете отнести Упанишады? Сократ говорит: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Но он знает это, и это знание содержит в себе все остальное.
Верно, что истина наилучшим образом передается в молчании, но кто ее сможет понять?
Есть одна прекрасная история о Махавире. Достигнув просветления, он неделю говорил без слов, но кто его услышал? Лишь немногие из богов, что явились увидеть чудо, свершившееся на Земле, лишь они смогли его понять. Но в этом не было особого смысла, поскольку они и так уже все знали. Поэтому они могли только кивать в ответ. Они могли только сказать: «Да, это так».
Тогда Махавире пришлось перейти на язык, который могли бы понять простые смертные. Но его речь была очень сконцентрированной — он был большим любителем афоризмов. Он ничего не растолковывал, не вдавался в разъяснения; он просто высказывал утверждения, не поясняя их. Поэтому его могли понять только немногие высокоразвитые люди, которые стали его ганадхарами, его переводчиками. Он обращался к этим одиннадцати человекам, а они затем шли и передавали его речь всем остальным.
В конце концов он решил, что это тоже неправильно, потому что его слова искажались сразу же после произнесения. Его молчание было куда прекрасней. Его слышали ганадхары, эти одиннадцать переводчиков, но каждый из них слышал его по-своему. И когда они передавали его слова широким массам, смысл утрачивался еще больше, поскольку они прибегали к их языку, а не к языку Махавиры. Когда же люди слушали их слова, то улавливали смысл, который в корне отличался от того, что в них вкладывал Махавира. Поэтому в конце концов ему пришлось говорить напрямую.
Все просветленные мастера предпочитали выражать свои мысли в молчании, но где те люди, которые были бы способны их понять? Мастерам приходилось переходить на человеческий язык и мало-помалу подготавливать людей к тому моменту, когда они смогут понять и молчание.
Это именно то, что я пытаюсь делать здесь. Я постоянно говорю с вами только для того, чтобы однажды вы смогли посидеть со мной в молчании. Ничего не будет сказано, ничего не будет услышано: все будет сказано, все будет услышано.
…ибо невыразим и непознаваем тот, кто возвышается за пределами бытия над всей природой. Открывается
Дионисий применяет христианский жаргон для выражения величайших истин. Будда на его месте сказал бы просто: «Выйди за пределы добра и зла». То же самое говорю вам и я: моральность и аморальность — две совершенно обыкновенные вещи. Моим саньясинам предстоит превзойти и то, и другое. Придерживаться морали лучше, чем быть аморальным, но это несравнимо с выходом за пределы морали!
Того, кто придерживается морали, считают хорошим гражданином. Он не причиняет вреда людям или, по крайней мере, причиняет минимальный вред лишь в случае крайней необходимости. Аморальная личность вредит окружающим, не упуская случая причинить зло. Но и тот, и другой озабочены мнением других людей.
Религиозный человек забывает об окружающих и растворяется в своем внутреннем существе, в своем внутреннем пространстве. Когда вы в одиночестве погружаетесь внутрь себя, то о какой морали может идти речь? Этот вопрос возникает лишь при взаимодействии с другими людьми; он касается отношений. Но когда вы остаетесь совершенно одни, вы аморальны.
Но Дионисий не мог сказать об этом напрямую, поскольку христианская манера обращения насквозь проникнута морализаторством и пуританством: «Твори добро, будь добрым!» Христианство породило столько доброхотов, сколько не смогла породить ни одна другая религия, и они принесли людям неисчислимые бедствия. Эти доброхоты самые зловредные люди в мире. Их не интересует, хочешь ли ты, чтобы тебе делали добро. Они все равно его сделают и скажут при этом: «Мы это сделаем, это наш долг. Это наш долг, наша моральная обязанность. Это божья заповедь!» Так они постоянно навязывают окружающим свое представление о добре.
За двадцать лет путешествий по Индии я повидал всякое. Индийцы, особенно крестьяне, которые составляют восемьдесят процентов населения, вбили себе в голову, что служение святому есть высшая добродетель, заслуга, пунья, которая обязательно будет вознаграждена на небесах. Поэтому не остается ничего, кроме как прислуживать святому. При этом совершенно не важно, желает ли того сам святой! Зачастую мне приходилось силой выпроваживать людей из комнаты, потому что они во что бы то ни стало хотели мне служить. А «служение» в Индии проявляется в массаже стоп… Я говорил им, что хочу спать.
А они отвечали: «Ты можешь спать, но не можешь помешать нашему служению. Иначе как нам заслужить награду небес?»
Они навязывали мне свою компанию.
Охранники в моем ашраме не появились бы, если бы я в течение двадцати лет не подвергался бесконечному назойливому служению! «Служители» массировали меня, а я протестовал, говоря, что вообще не люблю массаж Но это никого не волновало, никто не придавал этому никакого значения. Кто-нибудь подсаживался посреди ночи в мое купе и начинал мне служить. Я крепко спал, а он будил меня со словами: «Вы можете отдыхать, но поезд простоит здесь всего час, и я не хочу упускать такую возможность». И мне приходилось терпеть эти муки целый час! Они вытворяли со мной все, что приходило им в голову.