Мистические тайны Третьего рейха
Шрифт:
Тем не менее на Западе почуяли неладное. Неудивительно — в 1939 году публикации немецких ученых по ядерной проблематике внезапно прекратились. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что проект вышел из чисто теоретической стадии и представляет теперь практический интерес. Поэтому британская и американская разведки стали упорно добиваться получения хоть какой-то информации о действиях немцев.
Обеспечивать секретность должна была специальная группа гестаповцев. Возглавлял ее Норберт Альке. Именно Альке пришла в голову мысль организовать «спасение» Нильса Бора и использовать «Норвегиан гидро» в виде отвлекающего объекта. Правда, каждый раз ему приходилось немало потрудиться, чтобы затолкать очередную
В 1940 году был построен первый атомный реактор. Его успешные испытания прошли в следующем, сорок первом. Тогда же удалось склонить к сотрудничеству Жолио-Кюри; приехавшие к французу немецкие ученые навешали ему лапшу на уши о том, что, исходя из военной необходимости, подача электричества во Францию будет резко ограничена и следующей зимой Париж погрузится в холод и мрак. Чтобы избежать этого, нужно как можно скорее построить атомную электростанцию. Кюри оказался первым, кто поверил в сказку про мирный атом; в реальности использовать эту страшную разрушительную силу в мирных целых собирались только русские, которые, в конце концов, и создали первую в мире АЭС. А пока француз с рвением принялся работать над германской атомной бомбой.
К этому моменту немецким физикам уже стало ясно, что «тяжелая» вода в качестве замедлителя никуда не годится. После долгих экспериментов они остановили свой выбор на куда более дешевом н доступном графите. Но завод в Веморке получал все новые и новые заказы — ведь надо было как-то обманывать англичан!
Исследованиям был отдан высший приоритет в имперской программе вооружений. Они находились под личным контролем Генриха Гиммлера, который не жалел средств на атомный проект. Поскольку в руках главы СС находились неограниченная власть И неограниченные ресурсы, исследования продвигались вперед быстрыми темпами. Конечно, хватало проблем, бывали и ошибочные решения — но где их нет? В итоге в конце 1943 года физики смогли представить Гиммлеру первый образец немецкой атомной бомбы.
ГДЕ НАЙТИ ПОЛИГОН?
Вопрос заключался в том, где испытать эту бомбу. Взрывать ее в Баварии или где-нибудь под Берлином было, понятное дело, не слишком уместно. Идеальным полигоном стали бы, конечно, пустыни Северной Африки, но к тому моменту немцев оттуда уже выбили. 22 ноября Ойле пишет Гиммлеру докладную записку, в которой сообщает следующее:
В настоящий момент объект «Локи» готов к испытаниям. Эти испытания можно провести в следующих районах:
1. Норвегия, Северное море. Эти районы достаточно пустынны, однако находятся слишком близко от Британии. Кроме того, на водной поверхности оценить разрушительную силу объекта будет гораздо сложнее, предпочтительнее твердая суша.
2. Альпы. В данном районе находится достаточно мало населенных пунктов. Однако испытания в горной местности, сопровождающиеся большим выбросом энергии, могут вызвать серьезные тектонические сдвиги. Это, в свою очередь, может привести к нарушениям сети коммуникаций в Альпах, что также было бы крайне нежелательно.
3. Восток. Здесь имеются значительные безлюдные пространства, поросшие лесом, что идеально подходит для испытаний. Однако необходимо учитывать враждебность местного населения и возможность попадания оружия в руки к партизанам. Поэтому для испытаний необходимо выделить усиленную охрану.
В общем, куда ни кинь — всюду клин. Ну не было у нацистов подходящих мест для испытаний! В конечном счете после долгих колебаний Гиммлер в декабре 1943 года решает провести испытания в западной части СССР, оккупированной немцами, а именно в Белоруссии.
Теперь предстояло обеспечить безопасность испытаний. Во-первых, очистить район от партизан и местных
В 11 часов утра по берлинскому времени бомба была взорвана. Картину атомного взрыва мы все многократно видели по телевизору, поэтому описывать атомный гриб, думаю, нет совершенно никакого смысла. Разрушения были ужасны; в радиусе нескольких километров лес был спален начисто и, если бы не глубокий снег, пожар начал бы распространяться и дальше. От людей и животных остались лишь обугленные скелеты; железобетонные сооружения, однако, уцелели, хотя и не в лучшем виде. Танки, несмотря на оплавленные детали, пережили огненное крещение неплохо. Адольф Ойле так описывал эту картину со слов своего отца, побывавшего на следующий день в районе взрыва:
Я не знаю, с чем сравнить этот лес. Здесь словно произошло столкновение двух стихий — льда и огня. Уже за много километров до эпицентра на снегу лежит черная гарь; потом снег исчезает вовсе, и из обугленной земли торчат скелеты деревьев — переломанные, поднявшие ветви к небу, словно в агонии. Здесь есть только два цвета: черная земля и белое небо. Почва все еще теплая, падающий на нее снег мгновенно тает и превращается в черные лужи. Из всех картин ада, которые мне приходилось видеть в своей жизни, эта была самой достоверной.
Все находились под сильнейшим впечатлением от увиденного — даже физики, которые, по идее, должны были знать об эффективности собственной разработки. Разумеется, ни эсэсовцы, ни ученые не полезли в эпицентр взрыва — туда отправили солдат штрафных частей, которым пообещали свободу. После того как те вернулись с образцами и фотоснимками и подробно описали увиденное, их немедленно расстреляли и захоронили здесь же, в братской могиле.
СМЕРТЬ В СЕРИИ
Рассказ Ойле-младшего был настолько ярок, что я по возвращении домой решилего проверить—хотя бы по косвенным данным. Самой главной и очевидной зацепкой были три эсэсовские дивизии. Частей СС на тот момент было еще не так много, и отследить боевой путь каждой из них не составляло особого труда. Так что уже через пару часов я смог уверенно сказать: да, три дивизии — одна полицейская и две панцергренадерские — были зимой 1943–1944 годов переброшены в тыл немецких войск, в район Гомеля. Обычно эту переброску — довольно странную, учитывая, что на фронте катастрофически не хватало сил — объясняют двумя моментами. Во-первых, дивизиям якобы нужно было отдохнуть. Но до этого они находились на довольно спокойных участках фронта, и отдыхать им было вроде не от чего. Во-вторых, они были задействованы в борьбе с русскими партизанами. Вот это ближе к истине. Но если б речь шла об обычных операциях против партизан, такой концентрации войск не требовалось; бросать три дивизии в один небольшой район — сумасшедшая расточительность.