Мистик-ривер
Шрифт:
— Пока, папа.
— Пока, — отозвался он, глядя, как она выходит из подсобки.
Нет. Ерунда. Он вовсе не глядел на нее. Он лишь услышал, что она уходит, а глаза его были устремлены на листок заказа, лежащий перед ним на конторской книге.
Так что, по правде говоря, последнее, что он видел, это ее профиль, когда, прикоснувшись губами к его щеке, она сказала: «Пока, папа».
Пока, папа.
И Джимми понял, что это «пока» и то, что было позже вечером, и есть последние минуты ее жизни и это будет мучить его всего сильнее. Если бы
Но этого не произошло. И образом этим завладел Дейв. Завладели Ив с Дайаной. И ее убийца.
Если суждено тебе было умереть, думал Джимми, если вещи такие действительно предопределяются, пусть бы ты умерла на моих глазах, глядя мне в лицо. Мне было бы очень больно, Кейти, видеть, как ты умираешь, но я бы знал, по крайней мере, что тебе было не так одиноко умирать, глядя мне в лицо.
Я тебя люблю. Очень сильно люблю. По правде говоря, я люблю тебя больше, чем любил твою мать, больше, чем сейчас люблю твоих сестер, и больше, чем люблю Аннабет, прости меня, Господи. А я ведь их очень люблю. Но тебя я люблю больше, потому что, когда я вышел из тюрьмы и очутился с тобой на кухне, мы были одни во всем мире. Забытые, никому не нужные. Мы были в таком страхе и замешательстве и чувствовали себя такими жутко несчастными. Но мы преодолели это, разве не так? Мы сумели заново отстроить нашу жизнь, превратить ее во что-то приличное, так что в один прекрасный день и страх прошел, и несчастными мы себя больше не чувствовали. Я не сумел бы сделать это один, без тебя. Не сумел бы. Я не такой уж сильный.
Ты выросла бы в красивую женщину. Может быть, в прекрасную жену. Чудесную мать. Ты была мне другом, Кейти. Ты видела мой страх, и ты не испугалась, не убежала. Я люблю тебя больше всего на свете. А скучать по тебе я стану так, что это станет сущим наказанием. Это убьет меня.
И на мгновение, стоя под душем, Джимми вдруг ощутил ее ладонь у себя на спине. Вот что он забыл из последнего их свидания. Наклонившись поцеловать его, она положила ладонь ему на спину, на позвоночник между лопатками, и прикосновение это было теплым.
Он стоял под душем, все еще чувствуя тепло ее руки, и потребность плакать исчезала. И в скорби своей он вновь обретал силу, мощь. Он чувствовал, что дочь его любит.
Поставив машину за углом возле дома Джимми, Уайти и Шон вернулись на Бакинхем-авеню. День клонился к вечеру, холодало, небо из голубого становилось темно-синим, и Шон поймал себя на том, что думает, чем сейчас занята Лорен — может быть, стоит у окна и тоже видит это темно-синее небо и чувствует, как холодает.
Направляясь к трехэтажке, где обитали Джимми с женой в квартирке, зажатой, как сэндвич, между обиталищами полоумных братцев Сэвиджей с женами и любовницами, они увидели Дейва Бойла — нырнув в открытую дверцу «хонды», Дейв протянул руку в бардачок, затем защелкнул его и, вылезая из машины, выпрямился, держа в руке бумажник. Запирая дверцу, он заметил Шона и Уайти и улыбнулся им:
— Опять вы двое.
— Мы как грипп, — сказал Уайти. —
— Как дела, Дейв? — спросил Шон.
— За четыре часа мало что могло измениться. Вы к Джимми?
Они кивнули.
— Какие-нибудь новости в расследовании?
Шон покачал головой:
— Да нет, просто хотим заглянуть, проведать.
— Сейчас они ничего. Думаю, только устали очень. Джимми не спал со вчерашнего дня. Аннабет вдруг жутко захотелось курить, я вызвался сходить за сигаретами и совсем забыл, что оставил в машине бумажник.
Он помахал опухшей рукой с бумажником и сунул его в карман.
Уайти тоже сунул руки в карманы и, усмехнувшись, покачался на пятках.
— Больно, должно быть, — сказал Шон.
— Это? — Дейв вновь поднял руку, поглядел на нее. — На самом деле ничего страшного.
Шон кивнул и тоже, как и Уайти, усмехнулся. Оба они, стоя, пристально глядели на Дейва.
— Я тут недавно на бильярде играл. Ты ведь знаешь, какой бильярд у Макджилса, Шон: прислонен одним боком к стене, и пользуешься этим дурацким кием.
— Конечно, — сказал Шон.
— Шар лежал возле самого края, я целился в шар на другой стороне. Я занес руку для удара, слишком сильно размахнулся, забыв, что стою у стены, и — бац! — рука чуть стенку не проткнула.
— Ух ты! — воскликнул Шон.
— Ну и как удар? — поинтересовался Уайти.
— А?
— Попал?
Дейв нахмурился:
— Промазал. И всю партию продул после этого.
— Еще бы, — сказал Уайти.
— Все пошло наперекосяк, — сказал Дейв, — а до этого я выигрывал.
Уайти кивнул, глядя мимо Дейва на машину:
— Послушайте, у вас та же история, что и с моей?
Дейв оглянулся на машину.
— Да нет, у меня вроде все в порядке.
— А у меня с моим «аккордом» прямо беда. На больших оборотах пропадает искра. У моего приятеля то же самое было, так он, чтобы поправить это, такую кучу денег вбухал, легче было бы другую машину купить. Представляете?
— Не очень, — сказал Дейв. — Для меня это все абстракция. — Он обернулся назад, потом опять посмотрел на них. — Ну, пошел за цигарками. Увидимся в доме, да?
— Да, увидимся, — сказал Шон и помахал ему, когда Дейв, сойдя с тротуара, пересек улицу.
Уайти глядел на «хонду»:
— Порядочная вмятина, и как раз спереди.
— Вот так-то, сержант, а я думал, ты это проглядел.
— А эти россказни насчет бильярда? — Уайти присвистнул. — Он что, направляет кий ладонью?
— Правда, есть тут одно небольшое «но», — сказал Шон, глядя вместе с Уайти, как Дейв входит в винную лавочку.
— В чем же оно состоит, о проницательнейший из полицейских?
— Если ты считаешь, что именно Дейва видел на парковке возле «Последней капли» свидетель Сузы, значит, он раскроил череп кому-то другому в то время, как девчонка Маркус уже была убита.
На лице Уайти появилась гримаса разочарования.
— Ты так думаешь? А я лишь считаю, что он находился на парковке в то время, как девушка, которую полчаса спустя убили, вышла из бара. И считаю, что в четверть второго, как он уверял, дома его не было.