Митрополичий стольник

Босин Владимир Георгиевич

В городе говорят разное, но все сходятся во мнении, что никакой замятни не будет. Посадник со своими разрулят ситуацию с московскими без обострения отношений. Новгород чисто купеческая республика и привык договариваться, а не воевать. На этом фоне мои опасения кажутся надуманными. Я притормозил свои проекты строительства двух крупных судов, все свободные средства вложил в защитную стену и набор дополнительных защитников. У меня теперь шесть десятков воев в селе и десяток в городском доме. Эти парни постоянно сопровождают мою особу. На дополнительную экипировку я потратил громадные средства. Да, все мои дружинники отлично вооружены, все имеют брони и получают неплохую по нынешним временам зарплату.

Эта милитаризация

не прошла даром. Здесь не только замороженное строительство кораблей, всю прибыль от продажи досок за сезон я вбухал в закупку оружия и стройку. Мне пришлось строить жильё за свой счёт для новых дружинников. Да и гостевой дом наконец-то решился возвести. Мало ли, Марфа или тесть с семейством пожалуют ко мне. Если конечно будет причина смыться из Новгорода. Но пока тишь да гладь, все крутятся, торгуют. Один я как ошпаренный копал свою землю. Но если честно, мне стало легче на душе. Богдановские ребята теперь дежурят в башенке у ворот, сразу сон наладился и ушло изматывающее беспокойство. Ещё с того времени, как меня выкрали бесчувственного из собственного дома, я чувствовал себя намного увереннее, когда неподалёку крутились мои ребята.

Наконец закрутились работы на верфи. Одно судно напоминает объеденного пираньями кита. Киль, шпангоуты и штевни, работы по обшивке корпуса ещё не начались. Второе вообще в начальной стадии строительства.

Трифон обижен на меня. Мы являемся компаньонами, то есть он строит на моей верфи судно из моих материалов и получает за это 30% от продажной стоимости. Это немало, но мне так проще. У мастера должен быть интерес спускать на воду больше качественных лодок. Вот именно поэтому он и дуется, я элементарно оставил проект без материальной поддержки. Всё дерево, включая профильное и балки (бимсы), поступает с моей лесопилки. Зарплату подсобникам тоже я плачу, поэтому Трифон как мог сам тянул работы, но только недавно мы заработали в полную силу. В проекте стараемся учесть пожелания опытных мореходов. У нас будет транцевая корма, навесной руль, две каюты для капитана и приказчика и кубрик для экипажа на 10–12 человек в трюме. Корпус разбит на три отсека. По форме днища наше судно относится к классу плоскодонок, то есть имеет малую осадку. Три мачты позволят уверенно пересекать Балтику в узком месте за световой день. При попутном ветер конечно.

Немало споров вышло на тему шпангоутов. Трифон настаивал на том, что жёсткость судну будет давать крепкая обшивка, а шпангоуты ставятся уже потом. Так строил его отец. Я же призывал в свидетели зарубежных мастеров и просил его строить их традиционную конструкцию, где нагрузка ложится именно на шпангоуты.

В целом, Трифон пояснил мне, что если бы он строил классическую поморку, то на это у него ушло бы месяца три. Но сейчас лодка строится по новому проекту и на это уйдёт дополнительное время. И у него нет проблем строить зимой. Но вот сшивать на клей он будет по уже теплу. Обшивка у нас естественно будет «гладью». Правда мастер убедил меня, что наружные соединения лучше всё-таки шить «на вицу». Они лучше держат влагу, шпаклевать пенькой, проливать варом и смолить уже по весне. А вот внутренние работы для скорости будем производить с помощью металлических скоб и прочих метизов.

Когда Ольге пришло время рожать, я перевёз её в город, к матери. Так нам обоим спокойнее.

— Ну, чё молчишь? Что с женой? — передо мной мнётся бабка-повитуха. Передник в крови, опустив натруженные руки она испуганно смотрит на меня.

Оля уже почти сутки не может родить, повивальная бабка с помощницами чего только не делали. Я так понял, что ребёнок неправильно идёт и мать не может родить. Сейчас о кесареве сечении никто и не помышляет, вон тёща дорогая с глазами на измене намекает, что надо бы батюшку звать.

Да я ей самой батюшку позову, рановато списывает дочку.

Несмотря

на позднее время вылетел из дома, до немецкого двора минут десять. Возок только подлетел к воротам, а я уже начал долбить со всей дури в ворота. Минут пятнадцать охранник препирался со мной, но серебряный полновесный артуг убедил его всё-таки открыть калитку. Он же показал, где проживает лекарь. Я слышал про немчина Антона Земмельвейса, наверняка настоящее имя другое, а это адаптировано для русскоязычного пользователя. В принципе люди его хвалили, но тут такое дело. Принимать роды — чисто женское занятие. Обычно этим занимались повивальные бабки, имеющие немалый опыт. В отдельных случаях допускали и мужчин, но это могли быть только монахи. Иноземных лекарей для родов не звали, по-крайней мере в наших краях. Считалось неприличным и даже невозможным. Но меня интересовало только одно, возьмётся или нет?

Полноватый невысокий мужчина соблаговолил ко мне выйти после продолжительного ожидания. Кафтан накинут на исподнее, понятно, разбудили бедолагу посреди ночи. Оторвали от сладкого сна. Я долго не рассусоливал, изложил суть дела и показал калиту с серебром.

— Давай, герр Антон, бери свой инструментарий и поехали. Баба уже сутки мучается, посинела вся.

Я больше всего боялся его отказа. Ну, не бывает врачей универсалов. Как говорится, «я не гинеколог, но посмотреть могу». Вполне вероятно, что он не обладает опытом и знаниями в этом деле. У нас это не востребовано. Но нет, мужчина оценил мои материальные возможности и крикнул молоденькой служанке. Собирались они минут десять, а у ворот тестя стоит чужой возок. Всё-таки позвали батюшку. Я бесцеремонно выгнал всех из спальни, упирающегося батюшку вместе с тёщей вытолкал вон. Скоряту поставил в дверях, наказав никого не пускать. Сам только глянул мельком на роженицу. Оля выглядит плохо, лицо бледное и отёкшее, большой живот прикрыт простынью и видны пропитанные кровью тряпки. Вскоре забегали девки, нося горячую воду. Я приклеился к двери с надеждой всматриваясь в лица выходящих.

А когда раздался необычный звук, я просунул ухо в щель приоткрытой двери. Точно, ребёнок плачет, только слабенько так пищит. Вот Сашка орал так громко и уверенно, требуя к себе внимание. А тут робкий такой деликатный плач.

Опять побежали девки, лекарь вышел только через полчаса.

Да, вспотел сердешный, я помог ему накинуть кафтан, — ну, герр Антон. Как наши дела?

Немец устало запахнул верхнюю одежду и неожиданно улыбнулся мне:

— Поздравляю папаша, у тебя дочка. Она слабенькая, но думаю, что всё будет »Sehr gut«.

Дальше мы перешли на дойч. Мне было важно понять, что с моими девочками. Когда я понял, что их жизни ничего не угрожает, с меня будто непомерный груз свалился. Лекарь не говорит, что именно он делал. Сказал только, что помог ребёнку принять правильное положение и не пострадать от удушения пуповиной. Повитуха, получив ценные указания прошла в комнату, помогать Ольге. На меня посмотрела настороженно, не забыла, как я рычал и буквально вышвырнул её вон вместе с помощницами.

Батюшку я отблагодарил за беспокойство, лекаря наградил по-княжески. Тот довольный убрал тяжёлый кошель и пообещал прийти ближе к вечеру следующего дня, проверить состояние здоровья малышки.

Я только глянул на измученное, но расслабленное лицо жены, вгляделся в красное сморщенное лицо дочери у неё на груди и меня тут же выгнали из комнаты. Вот уж где повитуха отыгралась.

Я же пошёл к тестю отмечать рождение дочери и его внучки. В отличии от супруги, которая дуется на меня за то, что выгнал её, Григорий отнёсся к происшедшему немного иначе:

— Не побоялся значить позвать дохтура латинянина?

— Так, а что, надо было ждать пока супруга отойдёт? Вон батюшка уже к причащать её собрался. Рано вы однако мою Олю хоронить собрались.