Мийол-призыватель
Шрифт:
— Рекомендация почтенного Чидвара весома. И личные мои симпатии, личные… тоже на вашей стороне. Но я торговец — и в убыток себе не работаю. Нет, не работаю. Так давайте же поглядим, что вы можете предложить мне, а что могу предложить вам я.
Хантер 16: итоги и планы
Живым нужна не только еда, им нужны также отдых и сон. Место для этого в качестве, как он выразился, «простой любезности» группе Охотников предоставил Гортун. Причём место, если мерить людскими мерками, роскошное: чего стоил один только «умный душ» — хитрый артефакт, позволяющий прямо-таки до скрипа отмыться совершенно
Сперва отмыться, а затем обсушиться: управление потоками воды позволяло…
Уже очень давно Шак не ощущала себя настолько чистой. Очень. А может, и вовсе никогда. Шёрстка и подшёрсток изменились: все лишние запахи, налипшие по пути вместе с видимой и невидимой грязью — ушли, волоски распушились, естественный аромат тела остался, но тоже ослаб и отошёл в глубину, потеснённый поверхностным, резковатым, но почти приятным алхимическим духом тех странных субстанций, что гномы нарочно добавили в жидкость со свойствами мыла. Теперь Шак от самой себя хотелось чихать — и всё же в чистоте ощущалось много, много больше приятного.
— Не пялься, — шикнула алурина на Рикса, выходя из туалетной комнаты, где стояла кабинка «умного душа», — иди, мойся.
— И бойся, — покивал тот в тон с нагловатой ухмылкой.
— И бойс-с-ся, — по-прежнему не всерьёз, но всё же чуть нажимая, согласилась она, сходу ныряя в исчезновение. Потеряв её из виду, Воин картинно помахал поднятыми руками и двинулся в туалетную комнату, раздеваясь прямо на ходу.
А Шак замерла.
Предполагалось, что она использует Управление Памятью для облегчения и ускорения магического обучения. Однако Хантер…
«Мийол. Его настоящее имя — таково».
…предупредил ученицу, что заклинание повлияет на память вообще. И даже, возможно, на восприятие. Так оно и вышло: раз гравировав подаренное заклинание, а затем активировав его на постоянной основе весь срок бодрствования, алурина словно целый мир поменяла. Точнее, сама себя, но ощущалось это так, словно именно мир вокруг в одночасье стал иным.
Более резким. Ярким. Рельефным. Более глубоким, острым и богатым.
А ещё пёстрым, странным… счастливым.
Шак смотрела — не могла наглядеться. Слушала — лишь сильнее жаждала слышать. Меньше всего поменялись запахи, но и они не остались прежними. Словно Управление Памятью частично вернуло её в детство. А ещё она ощущала почти так же отчётливо, как разницу между жареным и квашеным, то влияние, которым заклинание — не чьё-то там, её заклинание! — затачивало ум создательницы до остроты зачарованного ножа.
«Если Мийол несколько лет ходил, почти постоянно используя это, — не удивительно, что он вырвался так далеко вперёд. Что столько знает и умеет, что так чудесно говорит, что…
Непременно догоню его. Сперва следом за ним, а потом рядом с ним. Непременно.
Я больше не просто фрисс.
Никогда больше!»
Мимолётно оглянувшись — где там Рикс, не смотрит ли? нет? славно… — и даже немного углубив исчезновение, алурина беззвучной и бесплотной тенью скользнула вперёд, к успевшему уснуть учителю. Скрывать в движении запах ей по-прежнему удавалось плохо, но сейчас они пахли одинаковым
— Васаре, — с ноткой раздражения, и снисходительности, и приязни пробормотал Мийол. Подгрёб, обнял, дохнул в затылок. — Не вертись, егоза, спи… фмвсс…
«Васаре. Это имя его сестры. Приёмной. Словно я — тоже часть семьи».
Шак сладко зажмурилась, прижатая спиной к чужой прохладной груди.
И уснула.
А потом проснулась. После чего первым делом активировала Управление Памятью. Делом же вторым, ещё не шевелясь, только вдыхая глубже знакомый мыльный аромат (от которого уже не хотелось чихать: привыкла…) — осмотрелась. Заново восстанавливая осознание, все связи вида «где?», «как?», «кто рядом?».
…роскошное место. Уж точно не сравнить с грязными закоулками Лагеря-под-Холмом или диколесскими полянами… или даже комнатами в «Приюте Утомлённых». Единственное, что тут скромного — размеры: потолок низковат, стены близковаты… но это не бросается в глаза. Скорее, надо сконцентрироваться, чтобы понять, где они находятся на самом деле; и зрение тут помеха, а не помощник, выручат лишь магическое чутьё да насторожённый слух.
Потолок гладкий, хотя таковым не кажется. Ну, тот стол-гриб тоже не казался гладким. Но стол-гриб при этом не менялся — а потолок с виду переменчив. По нему ползут, временами вьются, а то порой вихрятся медлительно-плавные узоры. Вроде облаков, если бы облака бывали синими с зелёным и бледно-жёлтым; причём бледно-жёлтые участки ещё и светятся. Пол (насколько Шак помнила, потому что прямо сейчас не могла его видеть) слегка бугрился и чуть скользил под ногами, еле ощутимо греясь. Поверхность его образовывали особым образом выделанные плитки из… чего-то. Непонятно даже чего. Но уж точно не камня и очень вряд ли дерева. Скорее уж, судя по текстуре, из каких-нибудь панцирей гигантских жуков Подземья, попеременно тёмно-синих и малахитово-зелёных.
Стен пять, из которых ничем особым не притворяются только две: та, где вход-выход из спальни во владения Гортуна и та, где вход-выход из спальни в туалетную комнату. Эти две стены неподвижные, каменные — просто украшенные резными горельефами со сложным абстрактным рисунком… гармонирующим своей плавностью с вихрями потолка. А вот три оставшиеся стены изображают панораму безымянной горной долины — небольшой, уютной, с беззвучным водопадом вдали, вытянутым тёмно-синим озером, берега которого заросли вековым лесом, и ограждающими всю эту красоту острыми заснеженными пиками.
К сожалению, приближение к чудесной картине размывает цельность иллюзии, ломает её. Но если не покидать обширного ложа посреди столь своеобразно оформленной спальни — удачному обману зрения не мешает ничто. Любуйся, сколько пожелаешь.
Кстати, о ложе.
Оно умеренно мягкое: не проваливается, но продавить его на два-три пальца легко, а если приложить усилие — то и на все пять. Покрывало на нём гладко-синее, вроде как шёлковое (вот только Шак подумать страшно, сколько может стоить так ровно и насыщенно окрашенное полотнище чистого шёлка; воистину, гномы просто до нелепого богаты — потому-то, наверно, и не рвутся рубить нагхаас: им в этой жизни ещё ох как много всякого можно потерять…). Размер же его таков, что на нём не троих, а шестерых уложить можно, и даже десяток, если потесниться. Княжье ложе! И на дальнем его краю валяется, отвернувшись, Рикс, на ближнем — сама алурина, а чуть ближе к центру, лицом в потолок, лежит Мийол.