Мкад
Шрифт:
Р-раз! В глазах потемнело от адской боли. Тело, онемевшее от кровопотери и долгой неподвижности, слушалось крайне плохо. Но — слушалось. Если его заставлять, напрягая не силы, которых нет, а волю, которая есть в любом живом существе, пока оно не сдалось и не похоронило себя заранее.
Два! Так, со второго раза получилось перекинуть правую руку через перекладину. Перед глазами всё плывет, но это нормально. Это значит, что я пока живой, а значит, могу и дальше бороться за свою жизнь…
Ворм стоял столбом, соображая, что делать. Вот и ладно, стой.
Жутковато слышать, как с треском рвется твое собственное мясо. Повторить трюк с выдергиванием не удалось — более удачно вколоченные штыри разлохматили мне левую руку и остались торчать в дереве. Меня тут же завернуло вправо, кусок разорванного мяса, когда-то бывший моей левой кистью, хлестнул меня по бедру. Я чуть не рухнул вниз, но все-таки каким-то чудом удержался…
— Сссссууукиии, мать вввашу!!!
Руки были свободны. Теперь последнее, пока правая еще способна цепляться за крестовину…
Я рванул правую ногу, прибитую к деревянному подножию, вверх, будто кого-то коленом в пах бил — и рухнул вниз, на землю, пропитанную моей кровью…
Свободный.
И корчащийся от нереальной боли…
— Камай-нанги!
Надо мной склонился ворм с круглыми от ужаса глазами.
— Так нельзя, Камай-нанги! Твоя должна вознестись на Вечный Серый небо!
— Ступай туда сам, — прохрипел я.
С наружной стороны моей правой ладони все еще торчал стальной штырь. Им я и долбанул наотмашь, метя в ухо волосатого охранника.
Послышался хруст. Надо же, попал… Иногда и мне везет.
Ворм начал заваливаться на бок и потащил за собой меня. Штырь проломил ему височную кость и застрял в черепе. Напоследок трупоед дернулся несколько раз в агонии — и выдрал железяку из моей кисти, окончательно ее изуродовав. Последнее, что я увидел перед тем, как отключиться от болевого шока, был кусочек моего мяса, болтающийся на окровавленном конце штыря, и невидящие глаза ворма, смотрящие в его Вечное серое небо.
— Я не стану есть мой хозяин!
— А я б на твоем месте сожрал, чего добру пропадать?
— Да хорош вам языками чесать! Я пульс на шее нащупал!
— Oh, my god!
— Да ну! Чо, реально?
— Точно говорю. Нитевидный, но он есть.
…Голоса плавали где-то очень далеко, словно отзвуки далекого эха в предутреннем тумане. И самое надежное в таких случаях, если, конечно, не хочешь плутать в зыбкой серой взвеси целую вечность, — это идти на единственный ориентир…
— Смотри, он вроде как глаза открывает.
— Фигею с него. На нем же живого места нет…
— Хозяин будет жить?
— Судя по его ранам — очень вряд ли.
…Голоса стали ближе. И вместе с ними пришла боль…
— Черт, он сейчас снова вырубится! Держи аптечку! Там, кажись, морфин был.
…Боль немного отпустила — но лишь немного. Ровно настолько, чтобы я смог чудом удержаться над черной пропастью беспамятства и с трудом открыть глаза…
Их было трое. Робот, тревожно вглядывавшийся
— Охренеть, — сказал Шерстяной. — Я бы точно сдох, если б в меня столько гвоздей навтыкали.
— Не… дождетесь… — прохрипел я.
— Ты б заткнулся, да, — хмуро сказал Ион, доставая что-то из кармана. И бросил через плечо: — Спирт есть?
— А как же, — засуетился Шерстяной, кладя на землю автомат и скидывая с плеч огромный рюкзак. — Щас найдем, была фляжка…
— Спирт есть, — сказал Колян.
В его брюхе что-то загудело. Оттуда выехал маленький лифт, в котором стояла знакомая фиговина, похожая на распиленную надвое гильзу от тридцатимиллиметровой автоматической пушки. Колян ловко подцепил импровизированный стакан гибким манипулятором и протянул Иону. Стаббер кивнул и вытряхнул в предложенную емкость содержимое автоматной гильзы, похожее на черный порошок.
— Ну, Снайпер, как говорится, долг платежом красен, — сказал он, приподнимая мою голову и поднося к моим губам стакан Коляна. — Только залпом. Если глотками — не войдет, сблюешь тут же. Давай.
Мне было уже все равно. От осторожного движения Иона боль в разлохмаченных конечностях проснулась с удвоенной силой. Сознание вновь начало заволакивать темным туманом, и обжигающая жидкость, хлынувшая мне в горло, вряд ли могла его остановить.
Однако — остановила…
Это было похоже на поток жидкой лавы, которая в считанные мгновения заполнила мое тело. Чужая, агрессивная, неимоверно жаркая субстанция бурлила сейчас внутри меня, пожирая пищевод, желудок, кишки, разливаясь по венам и артериям, сжигая кости и мышечные волокна.
— Держите его! — заорал Ион. — Он сейчас сам себя еще больше искалечит!
Действительно, чужое — не мое — тело сейчас жило своей жизнью, отдельно от моего сознания. Я будто со стороны наблюдал, как неведомая сила корежит мою плоть, как под кожей вздуваются и опадают бугры, словно кто-то живой и сильный пытается вырваться наружу из моего тела… и как из изуродованной, разлохмаченной левой руки, будто из тюбика с зубной пастой, лезет что-то розовое…
Что происходит с правой рукой и ногами, я не видел. На них навалились Колян и Шерстяной, а Ион тщетно пытался справиться с левой. Наконец он тоже просто всем телом прижал ее к земле.
— Осторожнее, насекомый, раздавишь, — простонал Шерстяной, ногу которого заодно слегка придавил своей железной тушей Колян.
— Ничего, я контролировать усилие, — произнес робот, раскорячившись надо мной и пружиня всеми своими паучьими ногами.
Прошла минута, вторая…
Внезапно я почувствовал, что неведомая сила, бесновавшаяся внутри меня, куда-то исчезла. Меня перестало крючить и подбрасывать… и я вдруг реально ощутил себя трупом. Сознание есть какое-никакое, а тело — мертвое. Как мокрая от пота тряпка, выжатая неведомой уборщицей и брошенная возле подножия Т-образного креста.