Млечная пуля

Ч.С.В.

— Я так думал, — слегка улыбнулся Глеб. — Начальник экспертизы вскользь об этом упомянул. — Он обратился к Мерзяеву: — Нужно факты проверять, неандерталец. То, что Ишольская выдала тебе — это верхушка айсберга. У меня другая информация, которая помогает не выдавать желаемое за действительность... Николай Валерьевич вскоре ознакомится с заключением и советую бежать без оглядки. Как видишь, никто не спешит тебя прикрывать... Эту форму ты носишь в последний раз...

— Я жалобу на этого утырка накатаю, — в сердцах бросил Мерзяев, указывая трясущейся рукой на Арсения.

— Твое

право. Как раз инспектор по дисциплине сейчас приедет... — Он обратился к присутствующим: — Вы что-нибудь видели? — Все замотали головами. — Что и следовало ожидать... Николай Валерьевич в бешенстве. А твой начальник вообще не появляется. Он, видимо, смирился с тем, что тебя ждет. И племянницу твоей жены не забудем... Я лично позвоню Якову и сообщу о крысе в его стане... Может, мы воспользуемся твоими методами, а?

— Не смей, — испуганно прошептал Мерзяев и закрыл рот ладонью.

— Вырвалось, наверное? — глумливо усмехнулся Глеб. — Работает система? Раз Арсению не понравился твой стиль расследования, то Ишольская оценит...

— Я на хорошем счету... В отличие от вас...

— Был на хорошем, — поправил его Глеб. — Еще и другие дела посмотрим. Скольких «закатал»? Когда ты своим скворечником поймешь, что убийцы без зазрения совести напали на полицейского? Мы все в опасности. Безнаказанность развязывает им руки... Стоит поговорить с окружением Провозьева и выслушать Якова, так станет ясно... Еще и Ерпиля покойного сюда приплел... Придурок... Пистолет в реке... Вел допрос, как первоклашка...

— Ничего не говорит о невиновности Провозьева...

— А «Наган» откуда?

— Это Ерпиля. Но он не отдавал пистолет Провозьеву. Тогда Ерпиль убегал от патрульных и выпрыгнул с третьего этажа... Напоролся на арматуру в мусорном контейнере. Погиб. «Наган» фигурировал в деле, а затем пропал без вести, — как на духу выдала полицейская.

— Подсидеть меня пытаешься? — нервно рассмеялся Мерзяев. — Никогда не думал...

— Когда оставляешь грязь за собой, то ее видят другие, — сказал Глеб. — Ты своими действиями напортачил...

— Если я нарушил условия допроса, то почему бы им не вернуть дело на пересмотр? — в свою защиту высказался Мерзяев. — Ну, накосячил я. С кем не бывает...

— Ты получишь продвижение по службе. А потом свалишь все на «Млечный», — сказал Арсений, успокоившись. Но в голосе отчетливо слышалось презрение. — Мол, мы не углядели. Затем опять обработаешь Провозьева, внеся в допрос нужные только для тебя сведения. За клоунов нас считаешь? Не выйдет...

— Он документы на повышение подавал, — опять влезла полицейская. — Статистика для него главное. Все пугал нас увольнением.

— Скажешь о приключениях несравненного следователя инспектору? — спросил Глеб у полицейской.

— Конечно, — кивнула она. — Устала терпеть этого придурка... Напыщенный индюк, мешающий работать... Его нам по распределению перекинули... Зря...

— Ясно, — вздохнул Глеб. — Нам понадобилось несколько минут, чтобы узнать тебя, Мерзяев, поближе. Доверия никакого...

— Сама не верю, что Провозьев способен на такое. Даже улики косвенные. Призадумалась, когда стало известно, что убийц двое. — Она ухмыльнулась Мерзяеву: — Наш доблестный

защитник закона с Ишольской весь день на телефоне сидел. Трясся. Узнал, что в преступлении замешан снайпер. Попытался вызвать Провозьева, но вы ему помешали. Всегда везло, а тут промах.

— Ишольская виновата, но не он сам, — рассмеялся Арсений. — Лень сгубила. Съездить и узнать от Якова подробности? Зачем? Лучше найти дурачка, который будет только кивать, а он записывать.

Мерзяев, казалось, осознавал, что в безвыходной ситуации. Глаза бегали со столпившийся сотрудников на серьезного Глеба и воинственно-настроенного Арсения.

— Мужики, — промямлил он. — Мы же свои. Признаю, что несостыковки имеются. Но Провозьев убил! И точка!

— Я верю своей логике. Ты думаешь, что мне нужно услышать мнение жены Провозьева? Окружающие иногда видят больше, чем знает о себе подозреваемый. Он постоянно на виду.

— Значит, их было трое. Они в сговоре? Свалили на него и туточки...

— Нет, — спокойно парировал Глеб. — Раз твоей костяной извилине удалось выбить из Провозьева любые признания, то почему он не выдал своих сообщников? Пользуясь твоими методами, то он обязан рассказать на допросе даже о первых минутах жизни после рождения... Не сработало? Предполагаемые сообщники с радостью бы от него избавились. В разведку с ним не пойти... Выдаст всех... Понимаешь меня, неандерталец?

— Он стрелял... Пусть даже не из «Нагана»...

— Я устал с тобой спорить и тратить свое время, — устало протянул Глеб. — Откуда у Провозьева коллекционный пистолет за большие деньги, а? Допустим, что он тоже замешан. Но какой от него толк? Перевести фокус на того, кто не умеет держать язык за зубами? Ты серьезно? Убийцы тщательно спланировали преступление. Замели свои следы, пусть и оставили улики. Первый выстрел совершил снайпер с крыши...

— Ну...

— Заткнись. И слушай меня. — Глеб сверкнул глазами. — И последнее, что я хочу сообщить твоей пустой башке. Если брать в оборот твою версию событий, то и здесь неувязка. Кто даст в руки невротика пистолет с единственным патроном? Кто, а? Если Провозьев промажет? В этом пистолете нет магазина. Он однозарядный. Стоит замешкаться, и Лида с радостью превратит нападавшего в решето. Накануне Провозьев был пьян. Бармен подтвердил. Ты бы мог, Мерзяев, вступить в перестрелку с хорошим полицейским после шести бутылок пива? Лида любила подолгу засиживаться в тире. Это очередной факт. Пусть была мерзкой и самодовольной. Но не стоило ее недооценивать.

Мерзяев скорчил жалобную гримасу и, словно рыба, открывал рот, стараясь что-то сказать.

— Пойдем, Арсений, — сказал Глеб, не обращая внимания на следователя. — Нам пора.

— Угу, — кивнул напарник, бросив на Мерзяева уничижительный взгляд. — Согласен.

— Представление окончено, гниды! Возвращайтесь к работе! — истерично выкрикнул Мерзяев под аккомпанемент ропота коллег.

***

Следующий день. Глеб сидел в своем кабинете. Арсений еще не пришел. Стеклянные стены наводили тоску и чувство опустошенности. Ничего не скроется от глаз вошедшего в отдел. Словно аквариум, мешающий работать и размышлять над этим запутанным делом.