Мне карты встречу обещали
Шрифт:
– Индюков… Не плохо устроился этот петух гамбургский. Два месяца на севере, месяц у тебя, в твоей же квартире, отремонтированной на твои деньги.
– Перестань, будто не знаешь, как сейчас тяжело своим жильем обзавестись. Если бы нам от родителей не досталось, чтобы делали? Тут конечно еще бабушке огромное спасибо, что уговорила мать продать квартиру и между нами поделить. Все равно ведь на даче круглый год живет.
– Но он мужик или как? Он то что зарабатывал куда тратил? – Арина тут же осеклась, понял, что лезла не в свое дело.
– Откладывал, говорил.
– А Ромка Терентьев…
– Юлю. «Ту» звали Юля.
– Она вегетарианка? У Терентьева в роду точно грызуны были, с его-то зубами, – Арина изо всех сил постаралась изобразить то ли суслика, то ли кролика.
– Да уж… Она отбила и мужика, и мою самооценку прямо в той студии йоги, куда я чуть ли не силком притащила Ромку. Хотела прокачать наши энергии… прокачала блин…
– Да брось ты, столько лет прошло.
– Она вся такая чистенькая, беленькая, духовная. Ни грамма жира, загара или косметики. Не удивлюсь если она ни разу не с кем до него… Наверное, и минеты диетические делает, обогащенные минеральным комплексом…
– Органические?
– Органические минеты! – Саша и Арина взорвались. Арина даже отвлеклась от вождения и снова схлопотала гудок от пролетевшей мимо тойоты. – Знаешь, что бесит больше всего? Он ведь как-то мне ляпнул, что хотел бы жениться на девственнице. Это был звоночек, который я упустила.
– Боялся, что не выдержит сравнения? А еще строил из себя обольстителя!
– И не говори, даже предлагал секс втроем.
– Дайка угадаю, он один, а женщин две?
– Естественно!
– Наверное, думал, чем больше клиторов, тем легче их найти!
– Ха! На третьем свидании пошутил, что проснулся утром, а у него стояк и на члене мое имя. А я только после пятого свидания узнала, что оно бы там точно не поместилась. Разве что в сокращенном варианте из четырех букв.
– Хах!!! Ой, блин! – еще один гудок. Арина хохотала до слез в глазах.
– Смотри на дорогу! Я не хочу предстать на том свете с лицом похожим на лепешку!
– Думаешь Сатане есть дело, как ты будешь выглядеть?
– Не знаю. Кстати, он сам то спутницей не обзавелся. Получается сам владыка теней, прародитель боли и ужаса не согласен на этот пиздец в виде отношений. Уверена, мои бывшие – его проделки. Ну уж нет… я собираюсь в рай. Вселенная мне должна, знаешь ли.
– Что именно?
– Списать все грешки. А их не так много к твоему сведению. Моя жизнь и без того… превращается в ад… – Саша тяжело выдохнула, когда Арина зарулила в ограду. – У нас еще есть время развернуться. Давай же, включай заднюю!
– Не паникуй. Нужно сорвать этот пластырь. Она не отстанет, ты же ее знаешь.
– Черт, она идет…
– А ты думала, она так и будет в воротах стоять? «Девочки пышки созданы из стали и диет, их не сломить!» Ну, повтори!
– Сколько лет прошло, а ты все помнишь?
– Представь себе, еще помню тебя веселой, безрассудной девчонкой, бросавшей вызов всему и каждому. Даже ей…
– Так и будите здесь сидеть?!
– Привет мам! Уже выходим.
Женщина с советского плаката “Не растить барчуков”. В глаза сразу бросалась морщина между бровей, нависшие веки и плотно сжатые
Сестры посмотрели друг на друга.
– Мне чур тяпку!
Опередила Арина. Обе поняли, что инструмент у забора: тяпка, грабли, лейка и прочее, предназначался для них.
– Коза!
– Оп-па! – мать ошарашенно уставилась на Сашку, когда та вылезла из машины. – Я и забыла, что ты у меня брюнетка. Дайка посмотреть… – она заставила Сашу вращаться вокруг оси.
– Мам… перестань.
– Будто старше стала, взрослее.
– Как и ты.
– Ну… никто из нас не молодеет. Вовку дома оставила что ли? Я думала он мне с навесом поможет…
– Сами справимся, мам.
– Что у тебя с лицом? – спрашивая Сашу, мать посмотрела на Арину. Та сделала вид, что очень сосредоточена на пакетах в багажнике.
– А что с ним, мам? Теперь тебя и лицо мое не устраивает?
– Тебя какая муха укусила?
Сашка взяла сумочку с переднего сиденья и размашистыми шагами направилась в дом.
Каждый угол здесь напоминал об отце. Нет, он не строил его своими руками, но руководил. Маленькой девчонкой она пряталась за юбкой матери, когда отец гонял строителей по участку. У него был низкий твердый голос, большие волосатые руки, с возрастом появился живот. Сашка смотрела на него с трепетом и благоговением. Его же любовь к дочери была условной. Сашка до самой смерти отца надеялась, что он примет ее такой какая она есть – рассеянной, застенчивой фантазеркой, но этого не произошло. Им так и не удалось достигнуть гармонии в отношениях.
На комоде в гостиной так и не появились ее фотографии. Лишь на одном снимке, где родители сидели на диване с новорожденной Ариной на руках, а Саша стояла сбоку. «Так сбоку и осталась», каждый раз повторяла она, когда видела это фото. Ряд белых снимков: родители в больнице, с коллегами, Арина в халате с красным дипломом, затем шли бабушка и дед на фестивале помидоров, гордо державшие килограммового победителя. Каждый раз, глядя на эти снимки она чувствовала боль, словно ее предали, бросили как бракованную. В ряде африканских племен испокон введен обычай выгонять ребенка, если он показался родителям больным, не соответствующим принятым в племени стандартам. Его просто вышвыривали из семьи, и он скитался сам по себе, пока наконец не погибал. Изгой, вот кем она в действительности ощущали себя с самого детства. «Башкой соображать надо», «косорукая, все через задницу», «потом не приползай за помощью», со всех снимков на Сашку посыпались излюбленные фразы отца. С каждым годом теплых воспоминаний о нем оставалось все меньше. Поэтому она приезжала сюда все реже.
Мать занесла продукты.
– Дождь собирается. Я пошла белье сниму.
Саша стала выкладывать продукты на стол. Она наблюдала в окно, как Арина с матерью стягивают простыни с бельевой веревки. Ветер усиливался, Арина пыталась убрать с лица растрепавшиеся волосы. Мать показала на дом, но та направилась к машине за оставшимися вещами. Сашка накинула местный плащ, вышла под дождь и начала собирать по огороду садовый инвентарь.
– Черт с ними с лопатами, – Арина взяла сестру за руку. – Пошли, не на шутку разошелся!