Мне приснилось лондонское небо. В поисках мистера Дарси
Шрифт:
Увы, в дверях учительской она столкнулась с завучем, необъятной Ириной Фёдоровной.
«Конец. Автобус в половине второго уйдёт в Челябинск без меня».
– Арина Михайловна, у меня к вам серьёзный разговор. У Федосеева опять выходит двойка за четверть. Вчера его мама приходила в школу. Мальчик болезненный и из неблагополучной семьи. Нам надо подумать, как вытянуть его хотя бы на тройку.
«Ну всё. Попалась».
Арина выбежала из кабинета завуча через пять минут, необдуманно согласившись на попрание всех своих принципов, и почти вприпрыжку ворвалась в маленькую учительскую. Бросила журнал 9 «Б» на полку, включила электрочайник и, одной рукой отмеряя ложечкой Нескафе, а другой пытаясь расстегнуть заколку в узле волос, наконец, на секунду замерла
– Что, Богославский твой не приедет? – уточнила у неё Арина после приветственного кивка.
– Представляешь, опять застрял где-то под Камышовкой! Только что звонил, злой, как чёрт. Ненавижу это время года! – и собеседница с возмущением потрясла каштановыми локонами, аккуратно уложенными вдоль её миловидного лица, слегка сбрызнутого тёмными веснушками.
Миниатюрная и изящная, как греческая статуэтка, Аллочка преподавала английский в пятых-шестых классах, её рабочий день заканчивался около двенадцати, поэтому в обеденный перерыв её забирал муж. Иногда он задерживался в рейсах и не успевал к обеду. Тогда Аллочка снимала свои шикарные итальянские сапоги и переобувалась во что-нибудь более практичное. Хотя Краснознамённый считался посёлком городского типа, по весне грязь была не лучше, чем в любой деревне на двадцать дворов. Шла середина марта, самое активное таяние снега, и пробираться по улицам можно было не иначе, как вброд. Поэтому даже модные заводские дамы были вынуждены носить со своими светло-серыми и кремовыми пальто растоптанные старые сапоги ещё советского периода – надевать новую обувь в такую слякоть было жалко.
К счастью, Краснознамённый обходился без городского транспорта (двадцать минут пешего хода в любом направлении – и посёлок закончился), и местные женщины могли себе позволить носить светлую верхнюю одежду, а в сухую погоду охотно щеголяли на шпильках. Потому что всё-таки Краснознамённый считался посёлком городского типа, и все его улицы были заасфальтированы. Горожане, приезжающие в Краснознамённый к родственникам, удивлялись, как прилично одеты женщины в этом захолустье. А между тем, местные модницы, особенно заводские, одевались исключительно в городских магазинах, совершая раз в месяц после зарплаты рейды в Челябинск. Учителя же оказались в довольно сложном положении. Одеваться как попало они не могли по своему статусу, а составлять конкуренцию дочерям и женам заводских начальников было проблематично по финансовым соображениям. Они жалели о временах, когда ученики носили одинаковую форму, а учителя пользовались неизменным авторитетом и уважением.
Аллочка же была на особом счету. Её муж, Андрей Богославский, держал собственный магазин в посёлке и в масштабах Краснознамённого считался фигурой значимой и одиозной. Несколько раз в неделю он ездил по работе в областной Челябинск, брал с собой Аллочку, и она всегда была в курсе, что идёт на челябинской сцене, какие новые рестораны открылись в городе, и что нынче носят челябинские модницы.
Арина наконец справилась с заколкой, и тёмные шелковистые волосы моментально выскользнули из узла и рассыпались по плечам. Волосы у Арины были густые, блестящие, замечательно оттеняющие её бледное лицо и серые глаза.
– Дурочка ты, Аринка, – пробормотала Аллочка в сапог. – Такую красоту прячешь.
– Что же мне, на уроки с распущенными волосами теперь ходить?
– А по-твоему, этот бабский узел намного лучше? Не будь у тебя чёлки, была бы с этой шишкой как старуха Шапокляк.
– Скажешь тоже! Ничего общего.
– Если бы у меня были твои волосы, я бы непременно носила их распущенными! Имеют же люди такое богатство и не умеют демонстрировать! А тут мучаешься всё утро со своей копной, и ничего путного из неё не выходит.
– Боже мой, кому тут демонстрировать-то? Ученикам что ли? Или Бармалею Петровичу?
– Замуж тебе надо, Аринчик. Что ты, всю жизнь с родителями жить будешь? Найди себе приличного мужика…
– Это в Краснознамённом-то? Если здесь и
– А ещё пару лет в этой школе просидишь – и вообще никогда замуж не выйдешь. Пока ты ещё хорошо выглядишь, в незнакомом месте можно и скинуть пару лет. Пару годиков приврать – небольшой грех. Надо бы тебе куда-нибудь в санаторий путёвку раздобыть. Поговори с папиком – может, через завод выбьет. Придумаешь там какую-нибудь болезнь. Только надо такую, чтобы по ней одни мужики в санатории лечились.
– Простатит!
– А ты все смеёшься и смеёшься. А я тебе, между прочим, дело говорю, – обиделась Аллочка. – Ради твоего же личного счастья стараюсь. Поедешь в город на каникулы – подстриги волосы покороче, под каре, и купи себе белый берет. Эффект будет сумасшедший! Все мужики будут твои!
– Какие мужики?
– Челябинские! Зарплаты у них хорошие, по машине у каждого. Будешь жить в областном городе, а не в этой дыре, будешь на Чёрное море ездить в отпуск.
– Что ж ты сама здесь сидишь, такая продвинутая, с двумя иностранными языками и деловым мужем?
Аллочка сделала загадочный вид и поднесла палец ко рту.
– Никому ни слова. Собираемся в Москву с Богославским. В весенние каникулы едем на разведку. Надо успеть перебраться и обжиться, прежде чем ребёнка рожать. А то мне уже двадцать пять скоро, хочешь не хочешь, а возраст поджимает.
Всю дорогу в Челябинск Арина обдумывала разговор с Аллочкой. Не про берет и не про каре, и даже не про челябинских мужиков. Перед глазами в очередной раз со всей безысходностью встала вся эта Краснознамённая жизнь. И этот поселковый быт, эти будни и праздники, и бесконечная череда дней. Пять дней работаешь, два отдыхаешь. Одиннадцать месяцев работаешь – один отдыхаешь. Тридцать пять лет работаешь – и отдыхаешь посмертно. И самое ужасное, что пока работаешь, дни ещё летят. А выходные проходят за домашними делами, а отпуска на грядках, а пенсия там же, между домом и садом, только в окружении внуков. И ничего не меняется, и ничего не происходит. Все события наперёд известны: Новый год с массовым гулянием на площади, Восьмое марта с мимозой и гвоздиками, Первое и Девятое мая с шашлыками в саду, Последний звонок с тюльпанами и сиренью, Первое сентября с астрами и гладиолусами, День Учителя с невесть откуда привезёнными в уральскую глубинку розами. Ну да, ещё промелькнёт в начале марта день рождения, который она давно пытается замять, но мама всё равно помнит и встаёт утром пораньше, и заводит тесто на пирог с солёными грибами, и отправляет отца за бутылкой красного сладкого.
И привычно всё это, скучно и мило, и тоска находит от мысли, что так будет всегда. И ещё большая тоска оттого, что замужество, по большому счёту, ничего не меняет. И даже если бы среди поселковых женихов, которых она знала наперечёт, отыскался какой-нибудь заинтересованный, вряд ли бы её жизнь сразу расцвела неземным светом. Вот одноклассницы все уже замужем давно, детей нарожали, некоторые уже и развестись успели. Так и живут. Кто-то лучше, кто-то хуже, а в целом – ничего особенного. Дом-работа, работа-дом. А у неё – работа, работа, работа. А не будь её – что делать?
И тогда принятое ещё в зимние каникулы решение начинает казаться естественным и простым, и, как всё простое, гениальным.
Глава 2. Олег
Пока миловидная брюнетка за столом сосредоточенно просматривала свою тетрадочку в поисках нужной записи, Арина сидела в кресле напротив и крутилась по сторонам. Стены клуба международного обмена «Импульс» были увешаны картами и фотографиями радостных студентов. По всему офису были расставлены глобусы, флаги, вымпелы и прочая атрибутика вольной студенческой жизни, для которой границы не помеха. «Если очень захотеть – можно в космос улететь», – вспомнилась старая песенка. Арине вдруг стало легко и весело от всей этой обстановки и от беззаботных улыбающихся лиц на фотографиях, и она удивилась, что идея пришла в голову так поздно, когда на самом деле всё так просто – взять и улететь куда-нибудь в Америку.