Мне снится дождь
Шрифт:
Кролас изобразил на лице радость. И вспомнил, чего ему это стоило. Докурив каждый свою сигаретку, они переглянулись.
– Наверное… Пора вылезать к народу. Шеф сейчас по головам нас начнет пересчитывать, не филонит ли кто, – улыбнулся Старов.
Они одновременно вывалились в вестибюль.
А народ всё прибывал. И к удивлению Кроласа, новыми были лица, которые он в пределах редакции никогда не встречал. «Гости, надо полагать, – внутренне усмехнулся он. – То есть те, кто намеревался откушать бесплатный сладкий уксус и сытный
Объявился, наконец, и Корней Пузалов, и торжественно пригласил всех в банкетный зал.
– О, да здесь уже и наши старшие братья – телевизионщики; приготовились к съемке… А на длинном банкетном столе гордо красуется большой торт с кремовыми цветочками. Готовы к употреблению также и дольки лимонов и апельсинов в вазах, а ещё – курлапы под майонезом и ветчина с горошком. Да и бутылки водяры и шампуни выстроились в два почетных ряда, будто собираясь нести караул, – тихо констатировал Кролас.– В общем, недурно…
– Недур-рно, недур-рно, – громко согласился голос за его левым плечом. Журналист вздрогнул. Но никто не обратил на это внимания.
Потому, что и весь народ теперь возликовал и оживился. И каждый проворно старался занять место за столом, поближе к середине: там был торт.
Когда же, наконец, все расселись, Корней Пузалов, окинув взглядом, и, скорее всего, мысленно пересчитав подчиненных, весело и торжественно объявил:
– Господа! Нас должны поздравить представители власти. Мы ожидаем их прибытия с минуты на минуту. Они и откроют наш торжественный банкет.
Пришлось довольно долго ждать этого счастливого момента. После которого, наконец, можно будет вонзить вилку в вожделенную ветчину.
Наконец, в белой тоге и на котурнах (в высокой самодвижущейся обуви на дистанционном управлении) появился некто из Отцов Города. Пузалов величал анкюлотника "наш дорогой Пал Палыч". Тот, испытывая терпение и слюноотделение присутствующих, произнес длинную, витиеватую, в четыре загиба речь… О прелестях «нашего дорогого города», заботе о нем властей, процветании культуры и о достоинствах данной газеты. В конце, конечно, «разрешите поздравить»… И вручил Корнею «от имени жителей города» подарочную огромную вазу в форме петуха.
После этого, все дружно зааплодировали. А после бурных оваций, наконец, вонзили вилки туда, куда каждый давно вознамеривался вонзить. И даже прицелился в весьма конкретный кусочек. Затем полетели к потолку пробки шампанского, заливающего стол. А по проходу, между столом и зашоренными пасторальными пейзажами в стиле восемнадцатого века окнами, забегала балерина, выделывая какие-то странные замысловатые "па".
Кролас, как и все присутствующие, не терял возможности подзакусить. Вдобавок, он то и дело отправлял закуску также и через левое плечо. Где она благополучно
Когда принесли прохладительные напитки, объявили и начало танцев. Иоганна тут же сорвала с места и бесцеремонно утащила Зинка Исламбекова, сходу бухнув:
– Ведьма чертова! Стерва!
– Да – кто? – ошарашено спросил Кролас, хотя и не желал вникать в какие-то женские разборки.
– Да эта чертова грымза Клёпушка, тварь сволочная! Сказала шефу, что я вчера опоздала на работу! Сама пришла еще позже меня, плакалась мне в жилетку про бросившего её любовника – и вот тебе здрасьте! Откуда и пронюхала – не знаю! – плакалась Зинка.
Иоганн утешал слегка принявшую лишнего Зинку, как только мог.
– Клёпа – страшная как атомная война, а ты – прелесть, за это она и ест тебя поедом. Успокойся, выпей водички, – он подвел её к одинокому крайнему столику в углу и усадил. Потом сбегал и выпросил у молоденькой секретарши шефа Беатриссы успокаивающую таблетку, дал её Зинке. После чего, снова позвал потанцевать и передал её на следующий танец Доргу. После этого, Кролас отправился к интимному уголку с одиноким столиком, прихватив по пути тарелку с апельсинами и бутылочку тархуна.
Зашоренные окна затемнили, создав уютный полумрак, и на стенах проступили стереокартины, в которые вплеталась цветомузыка, создавая довольно-таки завораживающий эффект. Всё искрилось и переливалось, абсолютно лишая возможности думать и осознавать реальность. Приглашенные певцы, время от времени перебиваемые сопутствующим им декламатором, наяривали что-то про любовь, про весну и про родной город, в котором весело всегда. Иногда и кто-нибудь из гостей подходил к микрофону и изливал в него свои поздравления и благодарность за этот замечательный праздник. Дорг тем временем уже изрядно набрался и танцевал после Зинки со всеми дамами без разбору, знакомыми и нет. Корней Пузалов тихо беседовал на брудершафт с бутылкой водки, тупо уставившись в салат. А Зосима Старов, неожиданно прытко подпрыгивая на поворотах, самозабвенно танцевал с балериной.
– Здравствуйте! Можно присесть? – Кролас, расслабляясь и созерцая апельсины, вздрогнул, неожиданно услыхав прямо над ухом вкрадчивый голос.
– Да, конечно, – ответил он машинально. Повернув голову, он увидел человека в мешковатом костюме из мягкой ткани мышиного цвета, чей облик, ничем не примечательный, почему-то заставил его напрячься. Быть может, было в его лице нечто неприятное и даже неестественное, а глазки, не останавливаясь на собеседнике, постоянно бегали из стороны в сторону.
Незнакомец присел на стул напротив Иоганна.
– Вы – талантливый журналист, один из тех, кого наградили премиальными в честь юбилея, – он не спрашивал, а констатировал факт. О котором, кстати говоря, сам Кролас пока ещё не имел представления.
Конец ознакомительного фрагмента.