Мне тебя заказали
Шрифт:
— Как знаешь, — буркнул недовольный его отказом Красильников. — Не тороплю с ответом… А вот мне особняк нужен, я с десяти лет детдомовский… Намыкался по железным койкам в палатах, потом казармах, а потом и в тюремных бараках… Дом свой хочу. И сам хочу заработать, без братухиной помощи…
Алексей отвёз троицу на Рябиновую улицу, и они с Инной поехали домой.
— Боже мой, боже мой, — рыдала Инна, войдя в квартиру и прижимаясь к плечу Алексея. — Как все это страшно, как я боялась за нас…
— Не плачь, дорогая, — прошептал он и взял её на руки. — Теперь все будет хорошо. И у нас впереди целая жизнь…
Глава 19
Адвокату Цимбалу, которого пророчил Красильников
Допрашивались многие подозреваемые, близкие к кругу Живоглота и Гнедого, в том числе и младший брат Живоглота Игорь. Но никто ничего толком рассказать не мог. Игорь показал, что его похитили прямо из казино, а потом накачали чем-то и выкинули на трассе. А потом он, провалявшись неизвестно сколько, поймал машину и приехал на дачу, где находилась его мать. Она подтвердила на следствии неожиданное появление на даче младшего сына, избитого и ошалелого. Они с помпезностью богато похоронили Живоглота на Хованском кладбище и впоследствии поставили ему роскошный памятник из чёрного гранита. Михаила Лычкина похоронила мать, ужасно постаревшая за это время, уже не имеющая ни дачи, ни машины, ни молодого любовника Эдика, бросившего её, поскольку её средства иссякли, и потихоньку начинающая спиваться… Ларисы на похоронах не было: измученная угрожающими звонками братвы, поверившей в то, что Лычкин убил Живоглота, и требующей за это всего им нажитого имущества, она за день до похорон повесилась в шикарной квартире на Ленинградском проспекте. А следствие зашло в тупик…
А через несколько дней после происшедших событий Игорю Глотову позвонил Алексей Кондратьев.
— Здорово, Игорек, — сказал он. — Много говорить не стану, и вопрос не для протокола — Михаила… это ты?
— Я, — коротко ответил Игорь.
— За брата отомстил?
— Да, за брата и за себя. Это же я его привёл… А он… заложил всех… — Он издал какой-то нервный гортанный звук и добавил: — А то, что он Коляку застрелил, в это только дурак поверит… Куда ему?
Алексей промолчал.
— А ему так и лучше. Все равно бы его в СИЗО забили… — откашлявшись, сказал Игорь. — А так полусонный получил свою пулю за предательство, и кранты… Толком и не понял ничего…
— Тоже верно, — согласился Алексей. — Да, вижу, не в покойного братца ты пошёл, по совести все сделал, хоть и рисковал сильно, сам ведь в милицию-то звонил… Но успел… Извини за напоминание о братане твоём… А тачки мы забирать не стали, так что и «бээмвуха» братанова, и «Ауди», и его квартира, и дача теперь ваши с мамашей. Живите и радуйтесь, пока другие не отберут… Только обязательно отберут, это уж будьте уверены. И все же — судьбы лычкинской Ларисы я тебе не желаю — не в одних деньгах счастье…
И положил трубку. Он был рад, что так получилось, грядущая страшная судьба Михаила тяготила и его, и Инну. Они не говорили об этом, но это как-то подразумевалось. Он сообщил Инне о разговоре с Игорем, та ничего не ответила, только вздохнула. И больше об этом разговоров не было. Как и о покончившей с собой Ларисе. На её похороны Инна не пошла. Да мать особенно и не настаивала.
К
Так что с этим делом было ясно. Именно Лычкин и был тем человеком, который убил Мойдодыра и за которого Алексей отсидел в колонии усиленного режима семь долгих лет…
Но мстить больше он не хотел. И был рад тому, что его враг умер такой лёгкой смертью…
А спустя месяц Алексей Красильников сообщил ему, что, по его сведениям, когда Ферзю сообщили о гибели Гнедого и его сообщников и похищении общака, он холодно ответил, что эти люди его вообще не интересуют и что с подобными особями, как выяснилось, связанными с уголовным миром, он никаких отношений поддерживать не желает. И к их преступно нажитым деньгам никакого отношения не имеет… И это было вполне обоснованно — Гнедой давно уже отвалил ему львиную долю. А это были лишь жалкие остатки, предназначенные для поддержания братвы и личных потребностей покойного Гнедого. Также Красильников сообщил, что адвокат Пётр Петрович Сидельников потерял доверие шефа, провалив с треском одно важное дело, и что коммерческий банк, в котором он хранил свои капиталы, лопнул, и его руководство скрылось от праведного гнева вкладчиков в неизвестном направлении.
— А как с деньгами? — поинтересовался Алексей.
— Распорядились по совести. Витьке Иванову квартиру купили, хоть он и возбухал отчаянно. Нечего герою войны в крохотной комнатушке в коммуналке ютиться с женой и двумя детьми… Я на него хату четырехкомнатную в Строгино оформил, подогнал грузовики к его хрущобе, ребята силком его выволокли вместе с семейством и барахлом, на квартиру свезли, ключи вручили и дверь захлопнули. Так-то вот… Обратно на автобусе не попрётся… Насте Фроловой дачу купили, пусть дочка свежим воздухом дышит, и вдове Олега Шелеста тоже. Рядом, соседи они теперь… Валерке «девятку» купил, а то сапожник без сапог… А ведь у него сильная контузия была… Но это, сам понимаешь, все мелочи… А главное что: Олегу Никифорову на счёт кое-что положили… Три предприятия открыли… В Фонд афганцев-инвалидов большую сумму… Разошлось, короче, Леха…
— А ты сам что себе взял?
— Я-то? — усмехнулся Красильников. — Столько же, сколько и ты… Я и сам себе заработаю и на хлеб, и на дом… Силы пока есть… Звони, если насчёт предложения моего решишь…
С прошлым было покончено, надо было все начинать сначала.
Эпилог
— Однако жаркий какой выдался июнь, дышать нечем, — проворчал Меченый, шагая по Ленинскому проспекту. Он прошёл мимо Дома мебели, подошёл к кинотеатру «Казахстан» и повернул налево. Ещё раз поглядел на бумажку, на которой был написан адрес Алексея.
Прошёл метров двести, там было разрыто, что-то копали, ремонтировали, гудели бульдозеры.
Хорошо одетые сытые прохожие с неодобрением глядели на тощего, как стручок, пожилого человека, руки которого были сплошь испещрены живописными татуировками.
— Пялятся, пялятся, — ворчал Меченый. — Чего пялиться, спрашивается? А патруль останавливает каждый раз… Нет, хоть рукава надо спустить, иду, словно голый среди одетых…
«Адресок прислал, — подумал старый вор. — А как встретит, кто его знает? Он теперь женатый человек… А я кто? Ни кола ни двора в шестьдесят три года… А уж жена его и вовсе может на порог не пустить… Зря иду… А там будь что будет… Интересно просто поглядеть на него, капитана недотепистого. Изменился он хоть за это время или нет? А тогда такой тупой был, вспомнить стыдно…»