Мнемоскан
Шрифт:
Я почувствовал, как меня берут под локоть.
— Я держу вас, мистер Салливан, — сказала Киллиан. — Осторожно…
Мои ноги коснулись твёрдых плиток пола. Умом я понимал, что ситуация была пятьдесят на пятьдесят, но мог думать лишь о том, каково это будет проснуться в новом, здоровом искусственном теле. Я и не задумывался всерьёз о…
— С вами всё в порядке, мистер Салливан? — спросила она. — Вы выглядите…
— Я в порядке, — прошипел я в ответ. — Всё превосходно. Господи
— Если я что-нибудь могу для вас…
— Я обречён. Вы этого не понимаете?
Она нахмурилась.
— Вы хотите, чтобы я позвала врача?
Я покачал головой.
— Вы только что отсканировали моё сознание, создали копию моего разума, правильно? — В моём голосе звучала насмешка. — И поскольку я являюсь свидетелем того, что происходит после сканирования, это значит, что я — эта версия меня — не являюсь копией. Копии больше не нужно бояться превратиться в овощ — копия свободна. Наконец-то свободна от всего, что висело над моей головой в течение двадцати семи лет. Мы теперь разошлись, и исцелённый я начал собственный путь. Но этот я по-прежнему обречён. Я мог проснуться в новом, излеченном теле, но…
Голос Киллиан был очень мягок.
— Но мистер Салливан, один из вас должен был остаться в этом теле…
— Я знаю, я знаю, я знаю. — Я покачал головой и сделал несколько шагов вперёд. В кабинете сканирования не было окон, что, вероятно, и к лучшему: не думаю, что я сейчас был готов к встрече с миром. — И тот из нас, кто так и остался в этом проклятом теле с этим проклятым мозгом, по-прежнему обречён.
6
Я внезапно оказался где-то ещё.
Это был моментальный переход, словно переключение канала в телевизоре. Я мгновенно оказался в каком-то другом месте — в другом помещении.
Поначалу я был ошеломлён странным физическим ощущением. Конечности у меня как будто онемели, словно я спал, поджав их под себя. Но я не спал…
И в этот момент я осознал одну вещь, которую больше не ощущал — пропала боль в левой лодыжке. Впервые за два года с тех пор, как я упал с лестницы и надорвал связку, я не ощущал в ней никаких болей вообще.
Но я помнил эти боли, и…
Я помнил!
Я по-прежнему оставался самим собой.
Я помнил своё детство в Пойнт-Кредите.
Помнил, как каждый день по дороге в школу дрался с Колином Хэйги.
Помнил, как первый раз прочитал «Диномир» Карен Бесарян.
Помнил, как разносил «Торонто Стар» — в те времена, когда газеты были бумажными.
Помнил блэкаут 2015-го года и самоё тёмное небо в моей жизни.
И я помнил, как у меня на глазах свалился отец.
Я помнил всё.
— Мистер
— Орош-о. — Слово прозвучало странно, так что я повторил его несколько раз: — Орош-о. Орош-о. Орош-о. — Мой голос звучал как-то не так. Но, с другой стороны, я сейчас слышал его так же, как Портер, моими собственными внешними микрофонами — ушами, ушами, ушами! — без дополнительного резонанса в носовых пазухах моей биологической головы.
— Великолепно! — обрадовался Портер; он был бестелесным голосом, звучащим откуда-то из-за пределов моего поля зрения, и я никак не мог определить направление на него. — Не хватает дыхательной аспирации, — продолжил он, — но вы научитесь это делать. Далее, у вас сейчас может быть множество новых ощущений, но вы не должны чувствовать никаких болей. Это так?
— Да. — Я лежал на спине, предположительно, на каталке, которую видел раньше, уставившись в белый потолок. Да, имелся некоторый недостаток чувствительности, своего рода онемение — хотя я ощущал мягкое давление на тело от, я полагаю, махрового халата, в который я был предположительно одет.
— Хорошо. Если почувствуете какую-то боль, дайте мне знать. Вашему мозгу может потребоваться некоторое время, чтобы научиться интерпретировать сигналы, которые он получает; мы сможем исправить любой дискомфорт, если он появится. Вы меня понимаете?
— Да.
— Теперь, прежде чем мы начнём двигаться, давайте убедимся, что ваши коммуникационные способности в порядке. Посчитайте, пожалуйста, в обратном порядке от десяти.
— Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Щетыре. Три. Два. Один. Ноль.
— Очень хорошо. Попробуйте ещё раз «четыре».
— Щетыре. Шэтыре. Чэтыре.
— Продолжайте.
— Щетыре. Жетыре.
— Снова проблема с аспирацией, но вы справитесь.
— Жэтыре. Шэтыре. Чэ-тыре. Четыре!
Я услышал, как Портер хлопнул в ладоши.
— Отлично!
— Четыре! Четыре! Четыре!
— Да, да, я думаю, вы с этим справились.
— Четыре! Черепаха, чаща, чечевица, ночь, дочь, картечь. Четыре!
— Здорово. Вы по-прежнему хорошо себя чувствуете?
— По-прежнему… ох…
— Что? — спросил Портер.
— Зрение на секунду пропало, но снова появилось.
— Правда? Такого не должно…
— О, и вот опять…
— Мистер Салливан? Мистер Салливан?
— Я… чувствую… ох…
— Мистер Салливан? Мистер Салли…
Ничто. Я не знаю, как долго это длилось — ни малейшего понятия. Полнейшее ничто. Когда я пришёл в себя, то заговорил:
— Док! Док! Вы здесь?
— Джейк! — голос Портера. Он шумно выдохнул, словно испытывая глубочайшее облегчение.