Мнимые величины
Шрифт:
Бухтеев принял его как-то странно. Заставил сесть за столик в углу, а сам неразборчиво буркнул:
— Подождите!
Он начал что-то читать, читал внимательно, делал выписки, перекладывал бумаги и совсем забыл про Григория Михайловича. Время от времени задумывался, морщил лоб, а потом начинал писать. Григорий Михайлович сидел очень смирно, почти не шевелясь. Ему было приятно отдыхать от вони и тесноты камеры, но сердце теснила тревога и ожидание чего-то страшного. И то, что Бухтеев не допрашивает его, а занимается своим делом, казалось ему многозначительным и недобрым. Ему очень захотелось курить, но он не решался
— А мне… Вы разрешите мне закурить тоже?
Бухтеев пристально посмотрел на него и холодно ответил:
— Нет!
И не опустил глаз, а стал упорно смотреть на Григория Михайловича. Тот под этим взглядом чувствовал себя и странно и нелепо— главное, он не мог понять, как ему надо вести себя. Он понимал, что отводить свои глаза нельзя, но ему было неловко и почти стыдно молча смотреть на человека, который упорно смотрит на него Хотелось что-то сказать или сделать Он напряженно и осторожно улыбнулся.
— Смеетесь? — с угрозой, в которой звучало презрение, спросил Бухтеев. — Посмотрим, как вы будете потом смеяться!
Он рванул трубку с телефона.
— Коммутатор? Дайте двадцать восьмой!
Подождал с минуту, и когда в трубке ответили, сказал:
— Да, уже пора. Зайди.
И опять занялся бумагами. Григорий Михайлович снова начал ждать.
Минут через десять в комнату вошел молодой человек в форме, подошел к Бухтееву наклонился и что-то шепнул ему. Бухтеев поднял голову, посмотрел на того и серьезно ответил:
— Да, конечно!
Тот, кто пришел, выпрямился и как бы случайно увидел Григория Михайловича Пристально посмотрел на него изучающим взглядом, а потом спросил Бухтеева:
— Это Ногаев?
— Нет, — ответил Бухтеев, — это Володеев.
— А-а! — очень странным тоном протянул вошедший. — Володеев? Тот самый?
— Да, тот самый! — жестко ухмыльнулся Бухтеев.
«Тот самый» показалось Григорию Михайловичу зловещим. Он дернулся на стуле и хотел было как-нибудь объяснить, что он «просто Володеев», а не «тот самый Володеев», но не мог сказать ни одного слова, а только жалостливо посмотрел. Тогда пришедший опять наклонился к Бухтееву и опять тихо спросил его о чем-то.
— Да, да! — громко ответил ему Бухтеев. — Из той же компании!
Григорий Михайлович еще больше похолодел. «Из какой компании? Я не из компании!» — молча запротестовал он, не в силах сообразить, может ли он протестовать громко. А пришедший оглядел его бесцеремонным взглядом и ухмыльнулся:
— Ну, что ж! Пусть не надеется!
И, пожав Бухтееву плечо, вышел. Бухтеев опять занялся своим делом, забыв про Григория Михайловича. Прошло с полчаса. Потом прошло еще с полчаса
Григорию Михайловичу, конечно, и в голову не приходило, что и ожидать Бухтеев заставил его нарочно и своего товарища вызвал нарочно, заранее условившись с ним и об «тот самый», и об «из той же компании», и об «пусть не надеется». Он считал, что всеми этими приемами он обессиливает человека, заставляя его заранее мучиться созданным страхом, и находил эту «психологию» совершенно правильным следовательским методом.
Было уже два часа ночи, когда он собрал все свои бумаги в аккуратную кучку, поднял голову и посмотрел на Григория Михайловича.
— Садитесь сюда! — приказал
Григорий Михайлович очень послушно пересел, но тут же почувствовал, как что-то ледяное прикоснулось к его сердцу. «Сейчас начнется!» — почти в ужасе подумал он, не зная, что именно начнется и что может начаться.
Бухтеев вынул из какой-то пачки анкету Григория Михайловича и еще какой-то лист бумаги с напечатанными на машинке строчками. Он небрежно просмотрел анкету и принял не только презрительный, но даже и негодующий вид: как будто его что-то возмущало, но он не хочет давать себе воли.
— Вот что, Володеев! — поджимая губы, сказал он. — Конечно, вы имеете полное право избирать любую систему самозащиты, и я вас ни учить, ни упрашивать не стану, но все же не делайте из меня дурачка! Что за вздор вы написали в вашей анкете? — вдруг неудержимо хлопнул он ладонью по столу. — Шуточки шутите? В игрушечки играть хотите? Уж кому-кому, а вам-то надо понимать, что ни шутить, ни играть здесь нельзя!
Григорий Михайлович остро понял его слова и весь сжался.
— Я… Что, собственно… — залепетал было он.
— А вот то! — с негодованием швырнул на стол его анкету Бухтеев, и Григорий Михайлович увидел, что вся она покрыта крупными вопросительными знаками, то там, то сям поставленными красным карандашом. — Вы думаете вокруг да около ходить? Со мною это не удастся! Ведь мой разговор с вами будет короткий, очень короткий, должны и сами это знать!
Григорий Михайлович понял, почему он должен «это и сам знать», но что ему делать и что отвечать, он не знал.
Он не знал и того, что Бухтеев лишь кое-как просмотрел его анкету, ничуть не вдумываясь в нее, так как он заранее был уверен в том, что в каждой анкете есть попытки что-то скрыть и от чего-то уклониться. Поэтому он наугад поставил побольше красных вопросительных знаков, зная, что один только вид их производит впечатление на тех, у кого «кишка тонка»:
Григория Михайловича он уверенно считал и несильным и нестойким.
— Своей анкетой вы себя уже наполовину погубили! — начал пугать он, по-прежнему твердо смотря Григорию Михайловичу прямо в глаза. — Если вы хотите хоть как-нибудь облегчить свое положение, то говорите всю правду: точно, ясно, коротко, без уверток. Все, что мне надо про вас знать, я и без ваших показаний знаю, а если я все-таки спрашиваю вас, то это значит, что у меня на то есть свои соображения! Ну? Будете отвечать?
— Я… Помилуйте! — нервно дернулся на стуле Григорий Михайлович. — Мне, поверьте, положительно нечего скрывать и… Уверяю вас, что я изо всех сил хочу полной истины, потому что истина для меня бла-го-приятна! — протянул он одну из тех фраз, несколько которых он заготовил еще утром.
— Посмотрим! — угрожающе буркнул Бухтеев и, взяв лист бумаги с напечатанными в нем строчками, положил его перед собою, а сам занес руку с пером, приготовляясь записывать. — Вопрос первый: за что мы вас арестовали? Сознаетесь?
— Но… Но… — очень искренно изумился почти огорошенный Григорий Михайлович. — Именно вот это-то я и хотел спросить у вас! — с подкупающей наивностью сказал он.
— К черту! — изо всех сил хлопнул по столу Бухтеев. — Мы все эти фокусы знаем, нас на них не купите! Спрашиваю еще раз и — предупреждаю! — в последний: за что мы вас арестовали?