Многие знания – многие печали. Вне времени, вне игры (сборник)

Литвиновы Анна и Сергей

– Погубить бывает легко, – покивала мать. – Спасти сложно.

– Не скажи, – ответила я, вспоминая, как тяжело умирал на моих руках Селиверстов. – Убить человека тоже непросто.

И я опять заплакала – теперь по всем, пятерым мужчинам, – всем, кого я погубила.

И тут раздался звонок в дверь. Я аж дернулась от неожиданности.

– Это ко мне, – пояснила мать. – Видишь, как бывает: не было ни гроша, да вдруг алтын. То у меня месяцами никого не бывает, а теперь вас сразу двое.

– А кто еще?

– Симпатичный мальчик, Алеша Данилов, привозил мне из Америки привет от Пита. Опять о чем-то меня расспросить хочет.

Она пошла открывать дверь, а я в одно мгновение все поняла: и кто этот мальчик, и зачем он сюда пожаловал – по мою душу.

И я вдруг поняла, что он, пожалуй, все знает. А не знает – все равно мама ему расскажет, не скроет, должна будет рассказать.

А еще – я порадовалась, что все-таки не нашла применение последнему графитовому стержню. Что он так и лежит, запакованный в свинцовую оболочку, в старом гараже моего формального отца Харченко. А ведь я хотела – чтобы покончить со всем разом – тайно пристроить этот источник радиации где-нибудь здесь, в мамашкиной квартире. Не случайно у меня был ключ от ее дома – я думала проникнуть к ней тайно, воспользовавшись ее отлучкой, и отомстить разом и ей тоже. За то, что она такая и позволила с собой так поступить. И за то, что родила меня.

В итоге на одну живую душу на моем губительном счету стало меньше. И – слава богу. Как я рада, что она, моя мать, все-таки осталась жива.

Но за этих шестерых загубленных мною мужчин мне придется отвечать. И с неопровержимой ясностью я поняла, что час моего ответа – пришел. Что отвечать я буду – здесь и сейчас. Прямо сейчас.

Слыша краем уха, как мамашка любезничает в коридоре с Даниловым, я рванула на себя фрамугу окна.

Прямо в лицо мне пахнул майский цветущий аромат, и я подумала: это хорошо, что мне самой предстоит умереть именно в такой яркий, весенний денек. Я вспрыгнула на подоконник, наклонилась вниз над расстилающимся подо мной далеким тротуаром – и услышала позади себя отчаянный крик Данилова: «Стой!!!»

Вне времени, вне игры

Все события повести вымышлены.

Любые совпадения с действительностью целиком случайны и лежат на совести читателя.

Нападение на центр

Душа Игоря Сырцова пела.

Вы скажете, что она поет у каждого девятнадцатилетнего, а мы вам ответим: не с такою силой! Начнем с того, что он ехал не в метро или, положим, троллейбусе, а в собственной машине. Во-вторых, авто было не какое попадя, а «Порше Кайен». В-третьих, Сырцов мог себе позволить (и с удовольствием позволял) не только «Порше», но и многие другие дорогие вещи, потому что его ежегодная зарплата составляла два миллиона, да не в рублях, а в евро. И, наконец, только что дон Орасио окончательно решил: Сырцов едет на чемпионат в Бразилию. Причем в основном составе, центром нападения. И это при том, что еще пару лет назад молодой футболист ютился с мамкой и двумя взрослыми сестрами в убогой двухкомнатной хрущобе в поселке Благодатный, за двести километров от областного центра!

А теперь прекрасная машина под пение хай-енд-колонок влекла Игоря по набережной Москвы-реки в пятизвездную гостиницу, где клуб снимал ему президентский сьют.

Вдруг благоприятное продвижение Сырцова по ночной столице прервали внешние обстоятельства в виде «мерса-гелендвагена», который вдруг обошел слева его «Порше» и резко тормознул перед самым капотом. Футболисту пришлось экстренно нажать на тормоз, вдобавок он выругался, мигнул дальним светом и нажал звуковой сигнал. Реакция у него была отменная. В ответ «мерс» остановился, а со стороны водителя в окно высунулась рука, воздетая в неприличном жесте.

Такого обращения центрфорвард стерпеть не мог. За кого его принимают? За столичного мажора, папиного сыночка? Да он в своем Благодатном один с тремя-четырьмя взрослыми мужиками справлялся за счет своей ловкости и силы!

Сырцов выпрыгнул из своего джипа и решительно направился к «Гелендвагену» с криком: «Ты че, оборзел там или че?» Однако из «мерса», в свою очередь, вылезли, одно за другим, четыре рыла. Огромные,

здоровенные, бритые. И тут Игорь понял, что дело плохо, потому что двое из амбалов оказались вооружены битами. Еще один держал кусок арматуры. Четвертый – цепь.

Сырцов ни в футболе, ни в жизни не любил переть на рожон. И реакция у него, повторим, была отменная. Поэтому он решил, что надо спасаться бегством, и немедленно. Стартовая скорость у него была наивысшей и в клубе, и в сборной. Он развернулся и бросился назад к своей машине, которая в тот момент представлялась ему землей обетованной. И он ушел бы от бандюганов – когда б один из налетчиков не запустил под его ноги цепь. Игорь споткнулся и упал. Развернулся, чтобы встать, – однако было уже поздно. Четверо бритых сомкнулись вокруг него. Тяжелая бита обрушилась на голову. Он закрылся руками, закричал (оставалась последняя надежда): «Мужики! Я футболист! Центрфорвард сборной! Сырцов я!»

Ему показалось, что кто-то буркнул в ответ: «Да знаем мы!» – а дальше на него посыпались удары: бита, цепь, арматура… Потом в царстве боли вдруг на минуту возник островок облегчения, затем – новый, самый сильный удар. И слова: «Тебя по-хорошему просили – а ты?!» И сразу сознание померкло.

Она футбол не любила

Варя Кононова футбол не любила.

Не понимала, что мужики в нем находят. Скука разливанная. Двадцать два бугая бегают по полю полтора часа – и забивают в итоге один гол. Два максимум. А фанаты?! Орут, из штанов выпрыгивают, матерятся. Да и нормальные люди во время матчей выглядят, будто психозом заболели. То ли дело теннис! Сидят благородные люди в шляпках, кушают клубнику со сливками, а накачанные теннисисты в шортиках перебрасывают мяч друг другу – умно, хитро, благородно, и никакого насилия.

Однако случаются, ничего не скажешь, кривые усмешки судьбы! Жизнь Варю Кононову то и дело с нелюбимым спортом сводила. Началось все с того, что она, будучи еще стажером, расследовала убийство на базе сборной страны [3] . За одну ночь они тогда с опером Жорой Малютиным убийцу вычислили. Впоследствии злодея осудили. Правда, дали ему за преступление в состоянии аффекта всего восемь лет, а через четыре года выпустили условно-досрочно.

За другими участниками того дела Варя невольно следила. Всегда радовалась, когда слышала по радио или по ТВ фамилию лично знакомого ей игрока. Молодые голеадоры сделали карьеру, многие до сих пор играют в сборной страны. Старики сошли, и лучше всех устроился Карпов. Нашел свое место после того, как бутсы на гвоздь повесил, и был все время на виду.

3

Подробнее об этом деле читайте в повести Анны и Сергея Литвиновых «Трансфер на небо».

Как ни странно, он Варю в покое не оставлял. Приглашал на разные торжественные мероприятия – например, когда команда «Гладиатор» (ею теперь Карпов руководит) выиграла чемпионат страны. Или на знаковые матчи билеты слал. Разумеется, в ложу ВИП. Например, когда «Гладиатор» с питерским «Всполохом» сражался. Или с «Гвардией». Или когда сборная с англичанами или немцами играла. Внимание футбольного босса к своей особе Варе казалось странным. Может, он к ней клеится? Но у него есть жена, двое детишек. Впрочем, когда это мужикам мешало! Однако никаких поползновений со стороны бывшего бомбардира ни разу не возникало. Когда встречались, вел себя исключительно корректно. И присылал ей всегда по ДВА билета. Варя порой на трибуну своего начальника, полковника Петренко, приглашала или опера Малютина, с которым они тогдашнее футбольное дело размотали. А ее подопечный, недавно ставший возлюбленным, экстрасенс Алексей Данилов на массовые мероприятия ходить не хотел. Он ей это так объяснил: слишком сильное эмоциональное поле образуется на стадионе в результате воздействия огромного количества людей, обуреваемых одной страстью, и от этого у него голова раскалывалась.