Многомерная Плесень
Шрифт:
— Пятьдесят четыре дня, Алиса, — посуровев лицом, заметил Сократ, — пятьдесят четыре дня ты корпишь над этой задачей. Вот уже четырнадцатый раз я пытаюсь тебя вразумить, но ты меня не слушаешь. Почему, Алиса? Почему ты никогда меня не слушаешь?
— Неправда, — возразила я, — тогда про возвратный гортанный нерв я тебя послушала.
— Это, несомненно, чудо, — патетично изрек искин. — Однако в случае с данной комбинацией генов ты, похоже, непреклонна. Ты так всю жизнь и будешь биться над бесперспективной задачей?
— А ты так всю жизнь и будешь занудствовать? — парировала я.
Он хотел что-то возразить, но тут же выскочило сообщение
Так, что тут у нас… Как и планировалось, роботы-разведчики высадились на поверхность Новой Земли, опережая наш космолет на несколько месяцев, и прислали кучу информации. Длинные списки самых разных показателей: описания, результаты анализа почвы, состав воды из рек, озер, морей и… болот? Много болот. Так, двадцать три процента занимает суша, остальное — океан. Влажный теплый климат. В почве крупные залежи серы… Хм, стоп, что это в составе воздуха?
— У поверхности планеты ноль целых два десятых процента сероводорода! — прочитала я. — Это смертельная доза для всех версий Homo sapiens. А ты говорил, что когда наш космолет только стартовал к Новой Земле, спектральный анализ показывал полную пригодность для жизни.
— Спектральным анализом с такого расстояния невозможно обнаружить столь низкий процент сероводорода, — сообщил Сократ.
— Метана еще меньше, и его обнаружили! — возразила я.
— До верхних слоев, где идет ионизация и можно видеть линии элементов в спектре, сероводород не доживает, а в нижних он невидим для спектрального анализа с такого расстояния, — начал терпеливо объяснять искин. — Не буду утомлять тебя скучными подробностями, я же знаю, что белковым формам жизни такое не нравится. Поэтому скажу только, что у Новой Земли звезда с определенным спектральным классом, и конкретно метан она может возбудить даже в тех малых концентрациях, а сероводород успевает сжечь в верхних слоях атмосферы. Также не стоит забывать, что сероводород крайне легко окисляется, а у окисления метана высокий потенциальный барьер.
Хм, тут я призадумалась. Из курса химии я помнила, что потенциальный барьер — это то, сколько энергии нужно подать, чтобы стала возможной химическая реакция. А что я вообще знаю про сероводород? Это ядовитое соединение серы и водорода весьма тяжелое, поэтому скапливается в основном у поверхности планеты. Может, в горах воздух лучше? Но при таких концентрациях даже там придется носить скафандры или хотя бы респираторные маски.
— И что нам теперь делать? — нахмурилась я. — Строить колонию под куполами?
— Как вариант. И еще я только что распорядился насчет создания скафандров с регенеративным углеродным фильтром, — сообщил он.
— А это что такое? Гигантские грибы? — поинтересовалась я, рассматривая фотографии с поверхности. — Сколько они в высоту? Десять метров?
— Самые высокие где-то около того, — кивнул Сократ и после паузы добавил: — Полагаю, можно называть их прототакситами, в честь земных вымерших грибообразных организмов.
— Ах да, у нас же там поздний девон или ранний карбон, — вспомнила я.
— Все эти аналогии с земными геологическими периодами очень условны, — уточнил Сократ. — Прототакситы господствовали на Старой Земле задолго до выхода живности на сушу. Именно они и подготовили почву доисторического мира, сделав ее более плодородной и, соответственно, пригодной для растений. Возможно, местная грибница выполняет схожие функции.
— Растения тут тоже есть, — неуверенно
2 — Акт размножения
Различия между нами и братьями нашими меньшими заключаются лишь в деталях – некоторых мутировавших белках и небольшом тюнинге в механизме контроля генов. Но даже эти мелкие изменения сделали из нас болтливую безволосую обезьяну с претензиями на мировое господство.© Тимо Зибер, Хельга Хофман-Зибер «Дикие гены»
Если верить земному летоисчислению, сегодня очередная годовщина моего выхода из амниотической жидкости. И, согласно тому же календарю Старой Земли, мне уже исполнилось ровно семнадцать оборотов планетки-колыбели человечества вокруг своего желтого карлика класса G2V, а это в моем случае почти совершеннолетие. Конечно же, если верить нейросканеру, «предрекшему» достижение псионической зрелости моей нервной системы именно в восемнадцать лет. Нельзя сказать, чтобы это устройство всегда выдавало сверхточный результат, но в семидесяти пяти процентах случаев оно весьма верно угадывало. В остальном погрешность составляла от одного до трех лет.
Ну так вот, представители первой версии Homo sapiens называли такие даты днями рождения, ведь древние являлись живородящими, к тому же делились на два пола не условно, как мы, а буквально. Забавные, должно быть, были времена.
Сократ, как всегда в этот праздник, насинтезировал мне нелепое древнее блюдо цилиндрической формы и зачем-то воткнул в него семнадцать… таких парафиновых палочек… как же их…
— Загадай желание и задуй свечи, — велел он.
Точно, свечки.
Дурацкое древнее магическое мышление, но я просьбу выполнила. Моим желанием было скорейшее решение задачки с теми генами усиленных когнитивных способностей, которые летальны в пренатальном периоде. До перехода к внутриутробному этапу осталось не так уж много. Мы ведь планировали распечатать новые зиготы и имплантировать их в техноутробы сразу после приземления. А мне очень хотелось внести свою лепту в продолжение рода.
— Так как, ты говорил, называется эта штука? — поинтересовалась я, вынимая задутые свечи из кремовой верхушки.
— Торт, Алиса, эта штука называется торт, — напомнил Сократ.
Странное дело, память у меня фотографическая, я знаю множество терминов из физики, химии, астрономии, генетики, высшей математики и прочих наук, но некоторые древние слова постоянно теряются. Наверное, из-за того, что я хотела бы перестать вспоминать Тимура. Когда-то мы вместе праздновали годовщину окончания внутриутробного развития.
Мне должно было исполниться семь земных лет, и как раз за день до этого его не стало. Теперь я была на борту совсем одна, если не считать Сократа. До сих пор не могу себе простить, что Тимур оказался менее устойчивым к радиации, чем я. И главное, как вся эта дурацкая железяка с бортовым искусственным интеллектом и кучей самых разных высокоорганизованных роботов могла допустить такую нелепую ошибку?
С другой стороны, чего я хочу от жестянки, которая бороздила мрак бескрайнего космоса несколько тысячелетий? Естественно, в ней может что-то сломаться, а роботы не всегда способны вовремя это починить. Нельзя же предусмотреть абсолютно все, а космические перелеты никогда не будут безопасными.