Многомирие: Колизей
Шрифт:
– Красивая, – я улыбнулся.
– Эй, Ганс, а у тебя их, кажется, две? – спросил Харман вечно молчаливого Ганса.
– Чего? Жены? Какие две, ты чего несёшь? – ответил он. – Жена и любовница у меня.
– Ну я это и имел ввиду, чего ты к словам-то цепляешься?
– А у тебя, Петь? – спросил я.
– А у меня… – он опустил глаза и глубоко вздохнул. – А у меня всё хорошо. За удачу.
Мы чокнулись и сделали ещё по глотку коньяка. Горло на миг онемело. И вдруг меня как холодной водой обдало.
«Я
Но, кажется, никого мои внезапные воспоминания не смущали. И действительно, почему бы мне не помнить то, что вызывает сильный эмоциональный отклик? Будто они в амнезии тут все разбираются. Когда я понял, что им плевать, что они сейчас просто улыбались и отвлекались от безысходности происходящего, мне стало спокойней.
Диалог продолжился в том же русле. Они вспоминали родных, приятные моменты, связанные с ними, улыбались и смеялись. Петя же пару раз ухмыльнулся, один раз буркнул что-то односложное, но в остальном был будто не с нами.
«Интересно, что у него в голове после девяти лет заточения?»
Ещё после пары стаканов спирт окончательно расслабил моё и без того уставшее тело, и через минут пятнадцать непринуждённой болтовни я отключился.
Проснулся уже среди ночи от еле слышного хныканья. Я открыл глаза в абсолютной тьме. Когда чернота расступилась, и передо мной появились очертания камеры, я огляделся.
Звуки исходили от Пети. Он лежал лицом к стене, слегка поджав ноги и обхватив голову руками.
– Петь? – тихонько позвал я.
– А? Свят? Ты не спишь? – дрожащим полушёпотом отозвался Петя.
– Только проснулся. Ты чего?
– Спи лучше, тебе сражаться завтра.
– Слушай, ты мне очень помог, – я сел на нары. – Теперь я хочу помочь тебе.
Немного помедлив, Петя повернулся и тоже сел. Я постарался разглядеть его заплаканное лицо, но темнота надёжно его спрятала.
– Да не сможешь ты мне помочь, – сказал он. – Не знаю. Блин, неловкий момент какой-то. Не думай, что я вечно так рыдаю… просто… Слушай, ты же не помнишь о Винсенте Марсе?
– Нет.
– Тридцать шесть лет назад в Галлии поднялся мятеж. Его быстро подавили, обошлись малой кровью. Многих пленили и, соответственно, отправили в амфитеатры. Так Винсент, получивший прозвище Марс, оказался в амфитеатре Флавия. Он был настоящим героем арены, вся республика знала о нём. Люди приезжали посмотреть на его бои, он делал огромную кассу амфитеатру и организаторам. Со временем ему стали устраивать пресс-конференции всякие. Говорят, он даже с фанатками спать умудрялся. Такой вот герой арены был, пока его не убили.
– Так, и он как-то связан с тобой?
– Подобная практика закрепилась. Я один из лучших воинов, Свят. Не как Винсент, но всё же.
Петя опёр голову о руку и отвернулся в сторону. Мне показалось, что он снова плачет, но старается это скрыть.
– Ох… У тебя есть семья?
– Жена Анька. Красивая, – голос гладиатора снова задрожал. – Дочка… ей было два года, когда… Перун милостивый, ей уже должно быть одиннадцать.
Петя расплакался с новой силой, а я растерялся.
– Вчера вы говорили о родных, – надрывно продолжил он сквозь слёзы. – Я снова начал думать обо всём этом, хотя казалось, что уже смирился. Их, наверно, нет в живых… не могли же они предать меня. Понимаешь… смерть в амфитеатре – это не способ казни. Это избавление. А наказание у нас другого толка. Это моральное уничтожение.
Я не нашёл, что ответить.
– Петь, я… даже не знаю…
– Говорю же, ты не поможешь. Не забивай голову. Тебе о себе надо позаботиться. Прости, что сказал тебе это всё, просто… просто наболело.
– Всё хорошо, Петь, я же сам спросил.
– Спасибо, что выслушал, – сказал суровый солдат с поломанной судьбой. – Я много лет не плакал. Знаешь, это может прозвучать цинично… ты не пойми меня неправильно, ладно? Я в чём-то даже рад, что ты здесь появился. Все эти разговоры… помощь тебе… Я снова чувствую себя живым. Снова слышу родной язык. Благодаря тебе я вспомнил, кто я. За эти годы я совсем зачерствел.
– Понимаю.
– Спасибо.
Петя лёг и отвернулся обратно к стене.
– Не за что, – прошептал я. Ответа не последовало.
«Колизей – это не просто казнь. Люди успевают погибнуть морально. Истощиться до живых трупов. Петя ещё хорошо держится. Несколько лет, и я стану сломленной бездушной машиной для убийств. Но я не буду сидеть здесь несколько лет. Надо изучить доступные мне способы побега. И линять. Я уже достал ряд полезных вещей, осталось лишь понять, как я могу их использовать».
Я лёг обратно и притронулся к прохладному металлу у себя в кармане. К двум маленьким самодельным ножам.
Глава VI. Худший противник
Некоторые мои знакомые жалуются, что их жизнь проходит уныло: каждое утро одно и то же день за днём. Нет, им незнакомо настоящее однообразие. Да что уж там, я сам зря жаловался на рутину. Можно сколько угодно романтизировать поединки, но на работу или учёбу просыпаться куда приятней. Третье утро подряд я шёл на смерть. Третье утро подряд всё повторялось, разве что слегка менялся состав гладиаторов, и Петя в этот раз никому не предлагал целовать его задницу.