Многоярусный мир. Весь цикл
Шрифт:
И все же у него не было никакого желания возвращаться. Он начинал заново обретать молодость. Несмотря на хорошее питание, Вольф терял в весе, а его мышцы становились сильнее и крепче. Появилась упругость в ногах. и все чаще возникало чувство радости, утраченное им однажды на третьем десятке лет. На седьмое утро, решив почесать лысый затылок, он обнаружил небольшую щетину, а на десятое — Вольф проснулся от боли в деснах. Потирая опухшие щеки, он гадал о причине недуга. Роберт успел забыть о таком явлении, как болезнь, и чувствовал себя абсолютно
Боль в деснах продолжала изводить его всю неделю, и ему приходилось снимать ее «ореховым пуншем» — напитком из перебродившего сока. Орехи росли крупными гроздями на самой верхушке дерева с короткими, хрупкими розовато-лиловыми ветвями и желтыми листьями, по форме похожими на курительные трубки. Стоило срезать кожистую оболочку кончиком заостренного камня, как тут же чувствовался аромат фруктового пунша. На вкус он напоминал джин с тоником и примесью вишневой настойки, а ударял в голову, как глоток текилы. Это лекарство действовало отлично, успокаивая не только боль в деснах, но и нервы, взвинченные ею до предела.
Через девять дней после того, как возникли осложнения с деснами, у Роберта прорезались десять крошечных белых и крепких зубов. Более того, в процессе естественного восстановления тканей с остальных зубов начали слетать золотые коронки. И его прежде лысую голову уже покрывала густая черная поросль.
Но этим дело не кончилось. Плавание, бег и лазание по деревьям согнали с него весь жир. Выступавшие от старости вены втянулись в гладкую упругую плоть. И теперь он мог пробегать большие расстояния, не чувствуя одышки и не страшась, что сердце разорвется от напряжения. Все это приводило Роберта в восторг, хотя и наводило на размышления о причинах происходящего.
Он расспрашивал некоторых пляжников о повсеместной на первый взгляд молодости. Все отвечали одинаково:
— Такова воля Властителя.
Сначала Вольф думал, что они говорят о Боге, и это казалось ему странным. Насколько он мог судить, у них не было религии. И конечно же, у них не было никаких культов, ритуалов и таинств.
— Кто такой Властитель? — спрашивал Вольф.
Он подумал, что, вероятно, неправильно понял значения слова «ванакс», которое могло иметь слегка иной смысл, чем у Гомера.
Зебрилла Ипсев, самый умный из всех, кого он до сих пор встретил, ответил так:
— Он живет на вершине мира, за пределами Океана. — Ипсев ткнул пальцем в сторону моря, указывая на далекую горную гряду. — Властитель живет в прекрасном неприступном дворце на вершине мира. Он создал этот мир и всех нас. Иногда он спускается вниз, чтобы повеселиться с нами. Мы делаем все, как говорит Властитель, и играем с ним. Но мы всегда испытываем страх. Если Властитель рассердится или будет недоволен, он может убить всех нас. Или сделать что-нибудь похуже.
Вольф улыбнулся и кивнул. Как и люди Земли, Ипсев и его соплеменники не имели разумного объяснения по поводу происхождения или условий
— Такова воля Властителя. Он создал мир, он создал нас.
— Откуда вы знаете? — спрашивал Вольф.
Задавая этот вопрос, он не ждал каких-то особенных отличий от того, что слышал на Земле. Но ему преподнесли сюрприз.
— Так нам сказал сам Властитель, — ответила русалка Пайява. — И еще мне об этом говорила мать. А она-то уж знает. Властитель создал ей тело; она помнит, как он его делал, хотя все было давным-давно.
— Неужели правда? — удивился он.
В глубине души Вольф подозревал, что она морочит ему голову, и отплатить ей той же монетой было бы очень трудно.
— А где твоя мать? Мне бы хотелось поговорить с ней.
Пайява махнула рукой на запад.
— Где-то там.
«Где-то» могло означать тысячи миль, потому что он до сих пор не знал, насколько далеко простирался пляж.
— Я ее уже давно не видела, — добавила Пайява.
— И как давно? — спросил Вольф.
Пайява сморщила прекрасный лоб и поджала губы — губы, созданные для поцелуев, подумал Вольф. А это тело1 Возвращение молодости воскрешало сильное влечение к противоположному полу.
Пайява улыбнулась и сказала:
— Ты начинаешь проявлять ко мне интерес, не так ли?
Он покраснел и ушел бы прочь, но ему хотелось получить ответ на свой вопрос.
— Сколько лет прошло с тех пор, как ты видела свою мать? — спросил он еще раз.
Но Пайява не знала ответа. В ее словарном запасе отсутствовали слова, означавшие года.
Вольф пожал плечами и торопливо ушел, стараясь как можно скорее скрыться в буйно раскрашенной растительности за пляжем. Она звала его, сначала лукаво, а потом сердито, когда ей стало ясно, что возвращаться он не собирается. Она отпустила в адрес Вольфа несколько язвительных замечаний, сравнивая его с другими мужчинами. Он не стал разубеждать ее — это было бы ниже его достоинства, к тому же все, что она говорила, являлось чистой правдой. И хотя тело Роберта вновь наполнилось молодостью и силой, оно по-прежнему не шло в сравнение с окружавшими его почти идеальными эталонами мужской стати.
Вскоре эта тема надоела ему, и он задумался над словами Пайявы. Если бы Вольфу удалось найти ее мать или одну из ровесниц ее матери, он бы многое узнал о Властителе. Роберт не подвергал сомнению рассказ Пайявы, хотя на Земле его бы посчитали просто невероятным. Люди этого мира не знали лжи. Вымысел для них был чужд. Такая правдивость имела свои преимущества, хотя иногда указывала на явную ограниченность воображения. У них почти отсутствовало чувство юмора и понимание острот. Они смеялись часто, но по очевидным и незначительным поводам. Их забавы не поднимались выше дешевого фарса и грубых розыгрышей.