Мобберы

Рыжов Александр

Когда к Рите вернулись двигательные и соображательные функции, она обнаружила себя лежащей на полу в другом зале, который мало чем отличался от предыдущего, только вместо грифона из стены выглядывал какой-то Фавн, а над ним была выбита надпись по-латыни.

– Прочтёшь? – спросил Хрофт, держа догоравший факел. – Ты ведь у нас лингвистка.

С латынью у Риты всегда были нелады, однако надпись оказалась простой и недлинной:

– «Брат! Мастер благословляет тебя. Обнажи правую руку твою и левую ногу твою. Если ты готов к испытаниям,

возложи ладонь на чело и ступай вперёд».

– Обнажить руку и ногу? – удивился Джим. – Это как в масонском церемониале!

– Мне обнажать нечего, – сказала Рита.

На ней были топ со стразами и юбка до икр.

– Что ж, – произнёс Хрофт, помыслив, – коли мы играем в масонские игрушки, надо соблюдать правила.

Он нагнулся, подвернул левую брючину, потом засучил правый рукав. Джим помешкал и сделал то же.

– Что там далее? «Возложи ладонь на чело»? Если у меня ролики от помпейского химоружия не слиплись, то я так понимаю, что нужно дать в лобешник этому кексу. – Он шагнул к Фавну. – Вот так, что ли?

Его рука коснулась гипсового лба. Фавн и ухом не повёл, зато в зале послышалось сифонное шипение и факел заискрился, будто в пламя вбросили бенгальскую смесь.

– Ёкарный бабай… – полиловел Хрофт. – Взлетим сейчас к чёртовой матери…

Он повернулся к дыре, откуда они только что вылезли и откуда ещё несло ядовитым ветровеем. На дыру опустилась сверху железная решётка, и путь был перекрыт. Факел искрился всё сильнее, концентрация газообразного горючего в зале повышалась. У Риты от страха подобрался живот, даже грудь втянулась. Джим замолотил кулаками по стене:

– Откройте, чтоб вас всех!..

Фавн неожиданно послушался: стена разделилась пополам и открыла выход из зала. Наверное, где-то сработала заковыристая клепсидра, действовавшая по принципу временного реле и установленная на определённый промежуток, достаточный для того, чтобы испытать нервы вошедших.

– Погнали! – крикнул Хрофт.

Он пропустил перед собой Риту и Джима, сунулся было и сам, но факел вспыхнул у него в руке, обварив тело нестерпимым жаром. Очумев от боли, Хрофт выпустил факел и рванулся вперёд. За ним всплеснулся огонь, загрохотало, в филейную часть поддало так, что Хрофт кубарем полетел в проход и, ополоумевший, начал кататься по полу.

Джим принялся сдирать с него рубаху, Рита, обжигая ладони, хлопала по брюкам, стараясь сбить пламя. В покинутом ими зале всё ещё полыхало, слышно было, как покрываются разломами стены и потолок.

Вырвав Хрофта из лап смерти, Рита и Джим в изнеможении уткнулись друг в друга. Так вышло, что губы их соприкоснулись, и Джима парализовало от внезапной мысли: вот он, вкус их первого поцелуя! Поцелуй отзывался гарью, зольной горчинкой, губы были сухими и шероховатыми, как наждак, но для Джима это был упоительный, сладчайший миг! Какая жалость: очнувшись, Рита отдёрнулась, отвернула солнечное своё личико, обрамлённое расхристанными волосами-стрелками, и вновь переключила внимание на распростёртого Хрофта.

– Ну как ты?

В

голосе её было столько чуткости, что Джим возревновал и тоже отвернулся. Что она нашла в этом Хрофте? Интеллектом не блещет, повадки – как у Конана. На свой счёт Джим не обольщался, однако полагал всё же, что его резюме выглядит посолиднее. Он и в гуманитарных науках дока, и с техникой худо-бедно разберётся. А Хрофт – он кто? Ролевик-игрушечник, массовик-затейник…

Разглагольствования с самим собой пришлось прервать, ибо Хрофт уже очнулся, сел и посмотрел на нижнюю половину своего гардероба. Брюки, обуглившись, превратились в бриджи, на которых, как проталины, чернели прожжённые отверстия.

– А что, конструктивно! – мстительно оценил Джим. – Портки со встроенным кондиционером.

Больше из одёжи на Хрофте не осталось ничего: так он и сидел, оголённый по пояс, как на приёме у терапевта. Местами кожа была покрыта сажей, местами покраснела.

– Могу «Шанелью» протереть, – предложила Рита. – Антисептик, да и копоть отмоет. Извазюкался, как поросёнок…

Джим пообещал себе, что в следующий раз сам полезет хоть в горнило, хоть в доменную печь, лишь бы эти слова достались ему. Хрофт, впрочем, отнёсся к ним с безразличием:

– Ожоги первой-второй степени. Волдыри вскочат – всего-то делов. А копоть… Кого мне тут совеститься?

Поддерживаемый Ритой, он поднялся – ни дать ни взять Брюс Уиллис после разборки, только в парике и без накладных бицепсов. Отсветы пламени озаряли зал. Джим ожидал увидеть ещё какую-нибудь личину, вырастающую из стены, но увидел нечто более интересное. В углах зала стояли отлитые из металла фигуры древнеримских легионеров в натуральную величину. Каждый легионер был вооружён по-разному: один держал над плечом копьё, другой целился перед собой из арбалета, третий натягивал лук, четвёртый замахивался пращой с вложенным в неё камнем.

– Зрю дверь, – сказал Хрофт. – Здесь вроде всё просто. – И, цокнув языком, оговорился: – Не накликать бы!

Пока Рита и Джим осматривали легионеров, он подошёл к двери. На ней было четыре засова. Хрофт взялся за один, потянул. Засов легко выскочил из пробоя, и… Хрофта спасла лишь выработанная в игрушках реакция: аки челобитчик, он упал к порогу, и копьё, брошенное кукольным римлянином, ударилось в дверь. Удар был сильнейшим, копьё оставило на бронзовой обивке глубокую вмятину и, отскочив, хватило Хрофта по шее.

– Вот это да! – воскликнула Рита, которой копьё, пролетая мимо, едва не оторвало серьгу. – Бесплатное шапито…

Хрофт привстал, дотянулся рукой до следующего, второго снизу, засова, выдернул его и снова рухнул к порогу. Металлический Робин Гуд пустил стрелу над самой его головой – впритирку!

– Понял! – выкрикнул Джим. – Каждый засов связан тягами с легионером. Ты выдёргиваешь задвижку – механика освобождает стопор…

– Тоже мне бином Ньютона! – Хрофт полежал на полу, точно остужаясь, и потянулся к третьей задвижке, которая была ещё на полпяди выше.