Мода на чужих мужей

Романова Галина Владимировна

Глава 5

– Станислав Викторович, к вам Тихонов Геннадий Сергеевич! – трагическим полушепотом известила Галка, сунув в кабинет полную симпатичную мордаху.

Она всегда так к нему заглядывала, если не хотела сообщать о визитере по селекторной связи. Тело оставалось меж двойных дверей, а в кабинет протискивалась одна голова.

– Чего ему надо? – сразу набычился Супрунюк, прекрасно понимая цель визита Георга Третьего.

– Поговорить. – Голова у Галины качнулась, видимо она пожала невидимым Стасу плечом.

– О

чем?

– Разве скажет! – Губы у Галины съежились скорбной ниточкой. – Приняли бы вы его, что ли, Станислав Викторович. Неудобно как-то, по рангу он вас не ниже, а…

– Галь… – прервал ее Стас с неудовольствием. – Ты бы не забывалась, а! Думаешь, не знаю, чего он приперся?

– И я… догадываюсь, – с заминкой кивнула Галина.

– И что?

– И присоединяюсь.

– К кому?

– К нему!

– Ага, вот, стало быть, как! Ты просишь за просящего?! Отлично!

Со злой ухмылкой Стас послал авторучку в угол, ближе всего располагающийся к двери, но Галка не испугалась и даже не вздрогнула, продолжая смотреть на него умоляющими глазами.

– А почему, Галь? Почему ты просишь за него?

– Я не за него, Станислав Викторович. Я за нее.

– А за нее что?!

– А то… – Галина вздохнула, и глаза все же опустила, невмоготу был тяжелый, не прощающий взгляд начальника. – Не могла она этого сделать, понимаете! Не могла!

– А кто?! Кто тогда, ответь?! – заорал он, не выдержав.

Он последнюю неделю все время орал. На кого придется. Галке доставалось больше всех, но она терпеливо сносила. И жалела его, и не обижалась, и даже бутербродами пыталась прикармливать. Он отказался. Ну не мог он даже с великого голода есть хлеб с паштетом из шпината и цветной капусты. Не жаждал его организм избавления от лишних калорий.

Отмщения он жаждал, вот чего! Жестокого, хладнокровного и беспощадного отмщения! И плевать ему было, что мстить придется женщине, с которой делил три года постель. Плевать было на ее слезы и клятвы. Он ей не верил! Он никому теперь больше не верил! Ни ей, ни ее адвокатам, ни…

Ни врачам.

Как он сказал ему в ту ночь, когда прооперировал Свету? Что все будет хорошо? Нет, не так, но как-то так сказал, что Стас поверил, что если она выкарабкается, если откроет глаза, то все будет хорошо. А на деле все вышло не так. На деле все вышло ужасно!

– Реабилитация организма потребует очень длительного времени, – вежливо проинформировал его на следующее утро тот самый доктор, и начал перечислять.

И по мере того как он перечислял, надежды Стаса на уютный счастливый мирок рушились. Они разбивались вдрызг, как дешевое второсортное стекло, с отвратительным дешевым треском. Они превращались в пыль, в пепел, который только дунь – не собрать.

Светка долго не сможет ходить, задет какой-то нерв. А это значило…

А это значило – искать сиделку. А это значило – чужой человек постоянно в доме. Запах лекарств, стоны, пролежни, гной. Это значило потом многомесячный курс лечебной физкультуры, а это больно! И снова стоны, запах лекарств и изнывающее от немочи,

тающее на глазах любимое тело рядом с тобой.

Светка никогда не сможет стать матерью, потому что детородные органы тоже задеты. А это значило…

А это значило, что не будет в его доме никакого вихрастого пацана с его сладким нытьем – почитай книжку и купи мороженого, когда гланды в кулак. Это значило, что он, Стас, никогда не подхватит на руки с дивана сопящее крохотное родное существо и не перетащит его в детскую кроватку. И никогда не влепит подзатыльник, когда тот начнет грубить матери срывающимся ломким баском.

Ничего в его жизни не будет теперь, кроме боли, страха, разочарования и преодоления всего этого дерьма! Все поломано, все исковеркано и восстановлению не подлежит.

И он имел право на гнев и имел право требовать отмщения! А они, понимаешь, просить тут за нее пришли.

– Она не могла, Станислав Викторович, – упрямо повторила Галка, и пухлый подбородок задрожал.

– Она ее ненавидела! – парировал он и сделал знак уйти.

– У нее был повод для ненависти, – Галка не уходила, протиснув теперь из-за двери еще и плечо.

– У нее тогда мог быть повод и для убийства.

– Она не убивала! – ахнула Галка.

– Она – нет, но человек, которому она заплатила, сделал такую попытку! Все, Галь, уходи ты, Христа ради! И Тихонову скажи, чтобы ушел. Я не желаю с ним говорить об Ольге. Все!..

Галина ушла, плотно прикрыв дверь, а Стас тут же уронил голову на руки.

Он не мог больше выносить всего этого. Не мог!

На него давили со всех сторон.

Тихонов звонил без конца, взвалив на себя роль Ольгиного адвоката.

Мать тихонько плакала и просила о снисхождении. Мол, прощать мы все обязаны. И еще что-то испуганно бормотала о возмездии.

Галка тоже вставляла время от времени всевозможные намеки на то, что они все Ольге очень обязаны и бросить ее теперь в таком состоянии…

А какое?.. Какое у нее состояние?! Он вообще не мог себе представить, как может себя чувствовать человек, совершивший покушение на убийство! Пускай даже и не своими руками, но совершивший! Как он может себя чувствовать, как?!

У Светки состояние, это да! Самое плачевное, самое безнадежное и самое страшное! Она не могла пить, есть, говорить. Она могла лишь глаза приоткрывать на пару минут за час, не более. Температура у нее высокая еще держалась. И анализы крови были отвратительными.

Вот чье состояние ему не давало покоя и сна. Вот чьим состоянием он болел день за днем, час за часом.

А они тут, понимаешь, за Олю похлопотать пришли. Скажите, нашлась пострадавшая!

Коварная, подлая дрянь! Надо же было до такого додуматься – нанять убийцу, чтобы избавиться от соперницы! Да он…

Да он не то чтобы вернуться к ней, даже в мыслях никогда себя снова рядом с Ольгой не видел. Никогда! А теперь… Теперь он вообще ее видеть не хочет. На свободе, во всяком случае. А вот на скамье подсудимых рядом с тем уродом – это да. Это Стас посмотрел бы с удовольствием.