Мода на умных жен
Шрифт:
– А может, как раз наоборот. То есть я тебе навскидку назову человек сорок, которых только в припадке белой горячки в музей затащить можно. И это только, что называется, среди нашего бомонда. А возьми кого попроще…
– Ну так оно. И все же мне показалось, что, если я бы сказал этому докторишке, что я – Наполеон, Александр Великий, или, к примеру, батька Махно, или даже вся эта тройка в одном флаконе, а не порознь, он бы мне худо-бедно поверил. А в патологическую страсть к искусству – нет, ни за что!
– Но я так понял, у тебя вроде была страсть не к искусству, а к разрушению оного, да? Ты картину что, порезать хотел?
– Я
– А ты врачу про это сказал? Леш, чего молчишь? Сказал или нет?
– Честно? Нет.
– А почему?
– Ну, если совсем честно, доктор тот где-то был прав: в ту минуту, когда он меня осматривал, я уже малость очухался. Бесы мои то ли угомонились, то ли устали, то ли на другой объект перекинулись… Я говорил тебе? Они ведь меня проинформировали, что я у них не один такой искусствоман под опекой…
– Твою мать… Мать твою!
– Ну при чем тут моя мать, ты сам посуди! Родила она меня вполне здоровым, и столько лет нормально прожил, тоже Бога гневить нечего, даже простужался не каждую зиму, а что с катушек съезжать вдруг стал – это, наверное, жизнь заставила… А насчет того, почему я не сказал доктору, что меня терзала зависть к лаврам Герострата… Испугался я, понимаешь? Подумал: а вдруг он вызовет милицию, повяжут меня и…
– Леха! А друзья на что!
– Друзья?.. Хм… Уж и не знаю… После того как родная дочь со своим женишком уже готовы были самодельную смирительную рубашку на меня надеть, я даже в семейных узах разуверился, что ж о друзьях говорить…
– В каком смысле – смирительную рубашку? Они знают, что с тобой случилось?
– Нет. Я побоялся им сказать. Да какая разница? Они меня давно ненормальным считают, с тех пор как я с Юлькой стал встречаться.
– У тебя с ней сколько лет разницы, двадцать?
– Больше.
– И что? В наше время обычное дело, кто только не женится на молоденьких моделях!
– Отстал ты, Лева. Это теперь моветон, понял? Теперь это признак провинциализма – жениться на барышнях, которые тебе в дочки или внучки годятся. А уж если ты ее с подиума снял, да еще ноги у нее от ушей, да еще блондинка, не дай Бог, – ну полный отстой. «Симптом царя Давида», как моя Галька выразилась, что в переводе на язык нашего поколения означает – маразм крепчал. Теперь только дамы немолодые (взрослые, как они себя деликатно называют) по мальчишкам сохнут, вот это самый писк моды. А нам, мужчинам, на девочек заглядываться – Боже упаси. Дурной вкус, дурной тон, стыдобища…
– А как насчет того, что седина в голову, а бес в ребро?
– О нет, про бесов ты мне не говори, а то меня опять корежить начнет!
– Да ты погоди, Леха, успокойся, мы что-нибудь придумаем.
– А что ты можешь придумать? Нет, ну правда? Что ты можешь придумать и что мне посоветовать? Я же вижу – ты мне не веришь, как тот невропатолог. А я понимаю, что съехал с катушек, я этого не отрицаю. Диагноз налицо! Но если хочешь знать, я не верю, что съехал ни с того ни сего. Что это возрастное, как считает моя дочь, или от переутомления, к примеру. Не просто так все это со мной случилось, не просто так…
– А как?
– Не знаю. Не знаю! Сам хотел бы узнать.
– Ты что, подозреваешь какой-то криминал? В смысле, опоили, укололи…
– Подобные случаи бывали, ты же не станешь отрицать, да?
– А кто мог с тобой такое сделать? Ты прикидывал – кто мог, кому это надо?
– Не
– А эта твоя, блондинка с подиума? Ты у нее небось тоже пьешь и ешь…
– Юлька? Она – исключение. Ей-то я верю. Ей одной.
– Такая большая любовь?
– При чем тут любовь? В любовь ее я как раз не верю, хотя очень хочется. Просто голый расчет: ей меня терять смысла нет, иначе опять останется при своих ногах от ушей. А таких ног и таких ушей сейчас уже знаешь сколько – конкуренция в этом бизнесе будь здоров. Со мной-то Юльке понадежнее, согласись.
– Безочарованный ты человек, Алексей…
– А ты? На твоей-то должности, при твой работе ты что, очаровываешься людьми, да?
– Знаешь, бывает! Есть тут одна…
– Модель? Секретутка? Мисс «Нижегородская милиция»? У вас, я слышал, даже капитанские звания дают хорошеньким девочкам за победу на таких конкурсах?
– Ну, это ты хватил насчет званий… Нет, она не модель и уже далеко-о не мисс. Но умна, как бес!
– Ага, и еще при том заслуженный работник милиции, юстиции, или какие там звания у вас дают при выходе на заслуженный отдых. Ей небось лет восемьдесят, твоей мисс Марпл?
– До пенсии ей еще далеко. И вообще, она не юрист, не следователь, не прокурор, не адвокат. И даже не частный детектив. Но, честно признаюсь, если бы не она, то парочка, а может, и троечка дел у нас так и зависли бы нераскрытыми. Конечно, я раньше застрелюсь, чем признаюсь ей в этом, – из чисто педагогических соображений, уж очень гонористая она дамочка и, честно говоря, довольно противная, ехидна зловредная. Но факт есть факт: она нам крепко помогала. И если бы можно было как-то рассказать ей о твоих проблемах… не удивлюсь, если бы она и их расщелкала. Дамочка с фантазией! Ручаться не стану, но такие вот непонятки, в которых вроде бы нет состава преступления, а серой ощутимо попахивает, как раз по ней.
– Да кто ж она такая, на самом-то деле?!
Вопрос остался без ответа, потому что в это самое мгновение в кармане одного из собеседников зазвонил мобильный телефон.
– А почему это, интересно, я должна вам предъявлять документы? – надменно спросила Алена. – Кто вы такой?
Крепыш сделал самое скучное лицо на свете и ничего не сказал.
«Может, я его сама должна узнать?» – не без тревоги подумала Алена, которая отлично знала свою рассеянность, порою принимающую просто-таки парадоксальные размеры. Иной раз она такие номера откалывала, что знаменитый книжный Рассеянный с улицы Бассейной показался бы рядом с ней просто мальчиком из церковного хора!