Модели ученичества в Новом Завете
Шрифт:
Выдающаяся и положительная роль Двенадцати
Первое, что следует сказать о роли Двенадцати в Евангелии от Марка, – это то, что она является заметной. После вступительного слова о галилейском служении Иисуса в 1:14–15, следующим событием, о котором рассказывает Марк, является призвание первых четырех апостолов (1:16–20). После этого Марк изображает Иисуса характерным образом действующим вместе со Своими учениками. Этот акцент в Евангелии от Марка проявляется даже филологически. Ведь одной из отличительных языковых особенностей Евангелия от Марка является частое использование глаголов множественного числа, которые объединяют Иисуса и его учеников в рассказах об их передвижениях и деятельности (напр., 1:21; 5:1–2, 38; ср. C. H. Turner, “Marcan Usage: Notes, Critical and Exegetical, on the Second Gospel», Journal of Theological Studies 26 [1925] 225–31).
Возможно,
Негативная критика Двенадцати
Однако даже когда он связывает назначение Двенадцати с обязанностями и положением в служении Иисуса в 3:13–19, Марк также тонко вводит сложность или двойственность в отношение читателей к Двенадцати, когда в ст. 19 упоминает о том, что Иуда предал Иисуса. Эта ссылка на Иуду «подготавливает нас к истории, включающей не только разделение между критиками и сторонниками Иисуса, но и испытание и кризис тех, кто стал Его последователем» (Hurtado, Mark 60). И эта двойственность в отношении характера Двенадцати продолжается в 4:10–13, 33–34. С одной стороны, ученики – это те, кому дана «тайна Царства Божьего», в отличие от «внешних» (ст. 11); более того, ученикам Иисус «изъяснял все», в то время как толпа слышала только притчи (ст. 33–34). С другой стороны, высказывание Иисуса в стихе 13 намекает на то, что ученики не проявили того уровня понимания, которого Иисус желал от них.
Первая история о чуде на море в 4:35–41 содержит первое из ряда явно негативных упоминаний о Двенадцати. Здесь апостолы паникуют (ст. 38), и Иисус критически отзывается об их страхе и недостатке веры (ст. 40). И хотя они стали свидетелями чуда теофанического значения, они не могут подняться выше благоговения и недоумения, характерных для реакции толпы (ст. 41).
Вторая история о чуде на море, когда Иисус приходит к ученикам, идя по воде (6:45–52), подчеркивает критическое отношение к Двенадцати. Ведь в своем ужасе они принимают Его за злого духа (ст. 49–50). Параллельный рассказ Матфея заканчивается тем, что Двенадцать поклоняются Иисусу как Сыну Божьему (ср. Мф. 14:22–33). В Евангелии от Марка, однако, реакцией учеников является лишь удивление, которое евангелист объясняет непониманием чуда «над хлебами» (в непосредственно предшествующем рассказе о кормлении пяти тысяч) потому что «огрубело их сердце» (ст. 51–52, пер. Кассиана). Выражение «огрубевшее сердце» является особенно негативным, подразумевая духовную неспособность воспринять Божье откровение. Подобная критическая картина Двенадцати появляется в 8:14–21, где непонимание учениками предупреждения Иисуса о «закваске фарисейской и закваске Иродовой» вводит суровые заявления об их «огрубевших сердцах» и общей неспособности понять значение того, чему они были свидетелями.
В нашем предыдущем исследовании предсказаний страстей в главах 8–10 мы отметили, что за каждым предсказанием сразу же следует какой-то глупый поступок одного или нескольких из Двенадцати апостолов, который Иисус затем должен исправить в Своем наставлении об ученичестве. Упрек Иисуса в адрес Петра в 8:33, после первого предсказания страстей, особенно негативен, он называет сатанинским ответ Петра на предстоящие страдания Иисуса. Также уместно еще раз упомянуть сцену преображения в 9:2–8, где ученики
Но, безусловно, самое негативное отношение к Двенадцати в Евангелии от Марка мы встречаем в повествовании о страстях в главах 14–15. Один из Двенадцати, Иуда, предает Иисуса (14:10–11, 43), а остальные, проявив трусость, оставляют Иисуса (14:50). Их поражение тем более очевидно в свете их бравады после предсказания Иисуса об их отступничестве в 14:26–31. Глубина их поражения раскрывается в подробном рассказе Марка о троекратном отречении Петра в 14:66–72. Ибо, как часто предполагалось, проклятие, произнесенное Петром в 14:71 (anathematizein), вероятно, должно восприниматься как направленное против самого Иисуса, а «анафема» Петра есть апогей этого позорного эпизода (см. G. W. H. Lampe, “Church Discipline and the Interpretation of the Epistles to the Corinthians,” in Christian History and Interpretation: Studies Presented to John Knox, ed. W. R. Farmer, C. F. D. Moule, and R. R. Niebuhr [Cambridge: Cambridge University Press, 1967] 358; K. E. Dewey, “Peter's Curse and Cursed Peter [Mark 14:53–54, 66–72],” in The Passion in Mark, ed. W. H. Kelber [Philadelphia: Fortress, 1976] 96–114).
Хотя все четыре канонических Евангелия имеют негативные черты в своем отношении к Двенадцати, изображение Марка, несомненно, более суровое, чем у других. Но если воспринимать это как простую «вендетту» против Двенадцати и понимать намерение Марка как дискредитацию какой-то другой фракции в раннем христианстве, то это означает, что мы слишком избирательно читаем эти данные. На самом деле, это свидетельствует о притуплении восприятия, как и у самих Двенадцати в нескольких случаях повествования! Ведь в Евангелии от Марка нет и намека на фракции среди учеников Иисуса. Несколько персонажей в отдельных эпизодах повествования Марка получают похвалу и положительную оценку за веру – например, друзья расслабленного (2:1–5), гадаринский бесноватый (5:19–20), женщина, страдавшая кровотечением (5: 24–34), сирофиникиянка (7:24–30), Вартимей (10:52), книжник (12:34), женщина с сосудом мира (14:3–9), женщины-ученицы при распятии (15:40–41), Иосиф Аримафейский (15:43). Но нет никаких указаний на то, что эти персонажи должны восприниматься как представители альтернативной группы христиан, к которым Марк благоволил и хотел продвинуть их в какой-то церковной борьбе, будь то в связи с христологией или лидерскими полномочиями.
Две роли двенадцати
Если мы справедливо отнесемся ко всем свидетельствам относительно Двенадцати в Евангелии от Марка, мы должны заключить (1) что Марк изображает их в двух ролях, как положительных, так и отрицательных, и (2) что именно в этой двойственности заключается цель евангелиста (см. Hawkin, “Incomprehension of the Disciples”; Tannehill, “Disciples in Mark»). Нельзя игнорировать доминирующее положительное отношение к ученикам 1:1–6:44. Этот материал имеет наибольший смысл, если рассматривать его как проводника изначально положительного отношения к Двенадцати. То есть, читатели Марка, скорее всего, ожидали увидеть в Двенадцати людей, которые последовали христианского призыву последовать за Иисусом и принять участие в евангельской миссии. Таким образом, эта начальная информация должна была расположить читателей к отождествлению себя с учениками Иисуса и Двенадцатью.
Но что читатели должны были сделать с критическим отношением к недомыслию и неудачам Двенадцати? В свете общей сюжетной линии, сформированной и переданной в Евангелии от Марка, можно сделать вывод, что неудачи Двенадцати были показаны по дидактическим соображениям, а не в полемических целях. Недомыслие или непонятливость ученика или учащегося была частой чертой древних дидактических повествований и должна была служить фоном, чтобы позволить учителю сделать более выразительными и ясными тезисы, которые он или рассказчик стремились донести.
Более конкретно, неудачи Двенадцати подчеркивают те самые опасности, о которых Марк хотел предупредить своих читателей. Показ таких неудач был гораздо более драматически эффективным, чем простое перечисление рецептов против них. Действительно, предупредить читателей об ужасной возможности неудачи в ученичестве, показав неудачи тех самых учеников, с которыми они должны были отождествлять себя и которых они знали как своих «предшественников» в вере, и таким образом породить решимость избежать таких неудач, было смелым и драматически эффективным решением со стороны евангелиста.