Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара
Шрифт:
В новой стране нашли себе место практически все. Некоторые — в бизнесе, иные — на государственной службе, третьи — в военном деле. А основная масса народа, неспособная проявлять какую-либо самостоятельность, пристроилась под крылышком одного из патронов-предпринимателей, выполняющего в изменившемся обществе роль традиционного главы клана.
Япона-мать
Характер преобразований, осуществлявшихся в Японии, существенно отличался от типичных европейских реформ. С одной стороны, перед Мэйдзи не стояло проблемы кардинального
Революция Мэйдзи состояла прежде всего в постепенном снятии ограничений, накладывавшихся на общение народов. Развивалась торговля, возрастал зарубежный спрос на японские товары, и это стимулировало рост производства, изменение его специализации. Разведение шелковичных червей в эпоху Мэйдзи и современное производство электроники для всего мира имеют в принципе одну и ту же основу — широкую интеграцию Японии в мировое хозяйство.
В страну хлынули зарубежные книги. Переводы издавались невиданными для Европы тиражами. Сами японцы стали ездить за рубеж на учебу. Словом, началось интенсивное перенимание западной культуры.
Правда, наряду с открытием страны приходилось еще и заниматься ее объединением, поскольку при сегунах Япония фактически оставалась раздробленной. В том числе в экономическом плане. Эпоха Мэйдзи ввела единую денежную систему, устранила ограничения, накладываемые ранее на передвижение людей, на развертывание внутренней торговли и на куплю-продажу сельхозугодий. Утвердилась крестьянская собственность на землю. В рыночных условиях сельское хозяйство стало значительно эффективнее. Соответственно, производство риса возросло многократно. Люди стали лучше питаться.
«Экономическое чудо» происходило в стране, где еще пару десятилетий назад самураи гордились своей неспособностью различать номинал монет. Как могли возникнуть такие успехи у людей, вроде бы не приспособленных к ведению бизнеса на манер европейцев? Есть ли в этом заслуга Мэйдзи?
Вряд ли. Реформы могут освободить скованный потенциал народа, но не сформировать его склонности. Последние формируются веками под воздействием ментальных изменений. И если в эпоху Мэйдзи страна сделала уникальный рывок вперед, значит, японцы уже обладали к тому времени уникальным потенциалом.
Националисты, естественно, в таком случае говорят об особой великой расе, об особом великом духе или об избранном богом народе. Применительно к Японии речь шла чаще всего о том, что величие порождается благосклонностью небес к божественной императорской династии — единственной такой во всем мире.
Однако если спуститься с неба на землю, то можно обратить внимание на реформацию конфуцианской идеологии, произошедшую еще в Японии XVIII века. Конфуцианство стало с тех пор ориентировано не только на великие деяния «благородных мужей», осуществляемые в рамках государственной службы, но и на всякую практическую деятельность. И как только
Япония стала вызывать в мире все более широкий интерес. К Муцухито зачастили высокие гости. Заплыл как-то раз великий князь Александр Михайлович. Пожил на российской военно-морской базе, нашел себе подружку из Нагасаки, научился у нее местным выражениям. А через некоторое время по приказу царя отправился представляться императору в Токио.
На торжественном банкете решил продемонстрировать свое знание языка. Двор чуть ли не покатился со смеху. Язык, воспринятый от портовой девицы, был японским… но в то же время и не совсем японским. Русский устный от русского матерного великий князь, наверное, хорошо отличал, а вот в Японии — нарвался.
Пионер — всем ребятам пример
То особое место, которое занимал в японском обществе император, определяло и его важнейшие функции. «Мэйдзи присутствовал на большинстве совещаний, — отмечает А. Мещеряков, — но его мнение остается для нас загадкой. Его роль заключалась не в том, чтобы иметь свое мнение, а в том, чтобы освящать любое решение своим присутствием».
А кроме этого, Муцухито должен был еще и заражать людей личным примером, дабы подвигнуть народ на принятие новшеств. Для русского или француза такой пример, возможно, не слишком много бы значил. Западный человек в своих поисках либо стремится почувствовать выгоду, либо гонится за светлой мечтой. Но для японца подражание столь великой фигуре, как император, стало поведением совершенно естественным.
В один прекрасный день Муцухито явился пред очи страны с элегантной бородкой и в чисто европейском костюме, похожем на офицерский. «Отец и мать народа», как порой его официально именовали, напоминал в нем то ли венгерского гусара, то ли циркового артиста. Для восточного общества все это выглядело странно, но зато сей оригинальный шаг высочайшего переодевания явно стимулировал японцев к расставанию с традиционными нарядами и к активной трансформации своего внешнего облика в нужную реформаторам сторону.
Не отставала от своего супруга и императрица. Как-то раз эта почтенная женщина рискнула появиться перед публикой с белыми зубами и натуральными бровями. Смелость данного шага можно понять, лишь приняв во внимание тот факт, что дама высшего света в дореформенной Японии должна была чернить зубы и сбривать брови, рисуя вместо них на лбу короткие черточки. Недопустимая ранее естественность нового облика «первой леди» шокировала японок, но в то же время заставляла энергично отходить от стандартов вековой давности.
Через несколько лет после этого император сам опубликовал в женском журнале статью, где выражал мнение относительно одеяний прекрасных дам. Он настоятельно советовал изменить их на европейский лад, но при этом — дабы не страдал отечественный производитель — использовать изготовленные в Японии ткани. Этот совет японки восприняли как прямое указание. Хотя полностью от удобных, просторных кимоно они не отказались, мода, приходящая с запада, стала все больше и больше приниматься во внимание.