Мое карательное право
Шрифт:
— Ну а теперь торт, — с улыбкой подытожила бабушка.
Колесики тут же звонко покатились по паркету. Официанты проворно подвезли к камину стол-тележку с гигантским тортом и поставили его прямо под статую хранительницы. По толпе пронеслась парочка возмущенных шепотков, едва гости рассмотрели десерт. Торт был выполнен в форме карты Российской Империи, которую, по задумке бабушке, предстояло резать мне, самому решая, кому и какой кусок отдать. Вот такое у нее чувство юмора.
В восстановившейся тишине я направился к торту, желая закончить этот формальный праздник поскорее. Цок! Трость
Слезы хранительницы были чудом, но означали они вовсе не благодать. Последний раз она плакала пятнадцать лет назад — в день, когда погибли мои родители и чуть не умер я. Ее слезы обычно означали насильственную, внезапную и скорую смерть.
Тик-так… Звук ворвался в тишину, доносясь откуда-то из глубин торта. Тик-так… Он словно отмерял оставшиеся мгновения. Тик… В следующий миг воздух содрогнулся яростным грохотом.
Как в замедленной съемке, торт разлетелся на части, будто его разодрало на молекулы.
— Илья! — как сквозь вату, раздался отчаянный крик бабушки.
Следом меня с силой тряхнуло и потянуло прочь — словно невидимая рука схватила за ворот, отбрасывая назад. Ошметки крема, шоколада и ягодного джема, служившего начинкой, беспорядочно взмыли в воздух, а затем внезапно замерли, будто уперлись в невидимые, но прочные стенки и налипли на них. Вокруг торта появился купол, не позволяя взрыву уйти дальше и нанести больший ущерб. Однако стол-тележку внутри разнесло на части, которые с треском впились в невидимые стенки, но не пробили их.
Бабушка, успевшая применить магию, покачнулась от усталости на месте. Ошеломленный, застывший зал словно очнулся. Вокруг раздались крики, ахи, охи и топот ног. Гости устроили давку у двери. Я же, изрядно оглушенный, отброшенный к стене, как в трансе смотрел на красные капли ягодного джема, стекавшие по мраморной шее и груди хранительницы. А ведь это могла быть моя кровь.
— Как это вообще возможно? В моем доме?! У меня перед носом!!..
Бабушка ругалась так, что, казалось, начнут трястись стены. За плотно закрытой дверью ее кабинета сейчас проводилось собрание только для своих. Я, уже успевший прийти в себя, стоял у окна, в углу хмуро протирал очки Петр Алексеевич — формально ее личный помощник, а неформально правая рука во всех делах последние сорок лет. А по другую сторону стола, за которым сидела княгиня, жался, как школьник перед педсоветом, заместитель начальника охраны особняка.
— Ну и какие версии? — она гневно впивалась в него глазами. — Кого мне за это наказать?
— Вероятно, — нервно зачастил он, — замешан кто-то из слуг… Мы сейчас же устроим допрос…
— А может, мне начать лично с тебя?
Из ее
— Анна Сергеевна… — с тревогой заговорил Петр Алексеевич в углу, явно беспокоясь не за здоровье последнего.
Она с досадой сверкнула глазами в его сторону, и он замолчал. Я выразительно кашлянул. Бабушка косо взглянула на меня, однако огонь наконец исчез с ее ладони. Магии на сегодня, определенно, уже достаточно. Три месяца назад княгиня Воронцова пережила инфаркт, и большая нагрузка могла ей сильно навредить. Тот, кто это организовал, хорошенько все рассчитал, планируя убить либо меня, либо ее, либо обоих сразу — если повезет.
— Где твой шеф? — она сурово повернулась к замначальнику охраны.
— Уехал разбираться к кондитеру, — мгновенно выдал тот.
— Почему он, а не ты?
Подчиненный замялся, явно не зная, что сказать.
— Выгоню обоих! — сердито бросила бабушка. — И что говорит кондитер?
В этот миг в моем кармане беззвучно, но довольно настойчиво завибрировал смартфон. Я молча вытянул его и взглянул на экран, где ярко светилось “Лиза”. Позже. Сбросив вызов, я убрал смартфон обратно.
— Кондитер божится, что ничего такого в торте не было, — продолжал частить сотрудник, — когда днем забирали торт у него. В качестве извинения он готов доставить еще один торт…
— Пусть в качестве извинения, — резко оборвала княгиня, — доставит самого себя! А еще от начальника охраны сюда утром отчет, — она рьяно треснула карандашом по своему столу, — как такое вообще могло в моем доме произойти! Свободен!
Поклонившись, зам моментально выскочил за дверь. Та со стуком захлопнулась, а следом карандаш с треском сломался в руке бабушки.
— Аня, не нервничай, — Петр Алексеевич перешел на неформальный тон. Так ее сейчас могли называть только он и императорская чета.
— Не указывай мне! — огрызнулась она.
— Правда, тебе вредно, — заметил я.
— Мне вредно остаться без внука, — проворчала она, отбрасывая прочь обломки карандаша.
— Что мы скажем прессе? — Петр Алексеевич решил сменить тему. — Они наверняка уже в курсе покушения…
Слово было произнесено сегодня впервые и охладило атмосферу мгновенно, будто ледяной ветер с Невы промчался по кабинету.
— Никакого покушения не было, — медленно отчеканила бабушка. — Это — официальная версия.
— А как мы будем объяснять то, что сегодня произошло? — уточнил ее помощник.
— Какой-то шутник подложил в торт игрушечные бомбочки, и его разнесло. Вот и все.
Вполне понятно, почему она не хочет придавать это огласке — чтобы в банке не было паники. Три месяца назад, когда у нее случился инфаркт, один довольно популярный британский таблоид сразу же опубликовал некролог. Я отлично помню этот едкий явно заранее продуманный текст и особенно заголовок — “Сильная, но не вечная”. Разумеется, через пару часов они все убрали и извинились, но вреда было нанесено достаточно. В тот день акции банка “Империя” рухнули в цене, и из-за биржевой истерии мы чуть не потеряли контрольный пакет.