Мое побережье
Шрифт:
Ну, а я? Я остаюсь в порту, дав обещание не сводить глаз с горизонта.
И вопрос лишь за знанием, что все это не зря.
Фуршет оказался не таким дурным, как я о нем предубежденно думала: мы с мальчишками облюбовали столик подальше от сцены, где со спокойной душой и за отвлеченными разговорами поглощали имевшуюся в наличии еду, а Тони умудрился где-то украсть целую тарелку канапе.
— Что? — с искренним изумлением обращался он ко мне, точно его, в самом деле, удивляло мое непонимание мотивов сего поступка. — Закуска никогда не бывает лишней, — и, словно в подтверждение
Дьявольскую фляжку.
— Совсем с головой поссорился? — я зашипела на него и отчаянно завертела головой, опасаясь, как бы кто не заметил этот жест.
Но, похоже, ребята за крайними столиками поголовно только и занимались тем, что начинали вкушать «веселье».
Подкрепляя все мои опасения, Хэппи с притворным таинством задел меня локтем и продемонстрировал наличие в своем пиджаке точно такого же кармашка.
— Какой идиот приходит на выпускной неподготовленным? — весело хмыкнул Тони и отхлебнул из своей фляжки.
О, он еще и веселится!
Какая потрясающая наглость.
Недовольно насупившись, я откинулась на спинку стула и стащила с тарелки виноград.
Ну, нет. Пусть творят, что им заблагорассудится; только я в этом не участвую.
Дискобол крутился в центре, под потолком, придавая помещению некий шарм «дискотеки, как она есть».
Танцы под музыку, проигрываемую по радио каждое утро и оттого успевшую набить оскомину, — развлечение, надо сказать, крайне сомнительное. Но ребята покорно дрыгались под незатейливые мотивы, а маленькие серебристые блики большого шара играли на платьях девушек.
Я бесцельно разглядывала скульптуру прозрачного дельфина, скромно ютившуюся в углу и подсвечивавшуюся светло-голубым мерцанием то ли снизу, то ли изнутри. Первый вариант казался мне более вероятным, ибо застывшие очертания воды, из которой он выныривал, сияли особенно ярко.
А ребята с моего потока совсем не менялись. Все те же стайки щебечущих девчонок, наверняка обсуждающих каждую потенциальную соперницу; тот же эксцентричный кружок танцующих парней с отросшими в лучшем духе восьмидесятых волосами из класса информатики, которые веселили себя тем, что по очереди передавали друг другу круглые солнцезащитные очки и, не прерывая танца, издавали несколько странные звуки.
Тони пригласила на белый танец девочка, с которой мы пересекались от силы на физкультуре, и которая выглядела, как бы сказать помягче, довольно просто: она относилась к той категории представительниц женской половины, которые носят очки и порядка пяти лет не меняют прическу, коей их одарила природа, да почти не меняются даже на выпускной — только губы трогает легкий слой блеска, а врожденная застенчивость все так же идет с ними плечом к плечу. Может, поэтому я облегченно вздохнула, когда Старк с приятной улыбкой согласился: одному богу известно, сколько смелости ей потребовалось, чтобы хотя бы подойти к самому популярному парню в школе.
Он вежливо протянул Матильде руку и проводил ее до танцпола, в самый последний момент оборачиваясь ко мне. Я не сдержалась и тепло улыбнулась, кивая. Если
Огоньки гирлянд погасили, и теперь большой зал кафе озарял мерцающий дискобол да редкие синие лучи прожекторов.
Кто-то заказал песенку из одной из последних картин о Джеймсе Бонде. Помнится, фильмы данного репертуара Хэппи тоже настойчиво уговаривал меня посмотреть, однако я так и не выкрала времени для великого агента. Тем более что предоставленный им список тянулся со скромной отметки «60-ые годы».
Хоган заерзал на стуле. Почти показательно. Даже телефон, в который утыкался добрые полчаса, спрятал в карман. Я обреченно вздохнула и залпом осушила бокал с соком. Это его излюбленная тактика с далекого детства: молча смотреть на то, чего очень и очень хочется, почти не моргая, в немом ожидании, пока кто-нибудь, кто способен обеспечить данную покупку или услугу, заметит его пристальный взор и предложит столь горячо желаемое.
Да. Мистера Бонда он, наверное, любил больше, чем вестерны.
— Пойдем танцевать? — я отставила пустой бокал на тонкой ножке.
Напряжение, с коим Хэппи вглядывался в толпу, казалось мне трогательно-забавным. И напускное равнодушие, которое ему не удалось скрыть — почти комичным.
— А? — он живо повернулся ко мне. — Пойдем, почему нет.
Когда неподалеку маячит медленно двигающаяся в такт музыке макушка Тони, мы останавливаемся. Хэппи топчется неловко: грация никогда не была его коньком, но он не нарушает дистанцию и не пачкает подол моего платья, и уже за это я ему благодарна.
В толпе взгляд цепляется за Нору Уэшвилл, жмущуюся в танце к капитану нашей школьной команды по футболу. Неприятно это признавать, но выглядела она потрясающе: в солярий явно было вложено немало денег, а в салон, где она делала макияж — и подавно. У Норы было красивое, коралловое, шифоновое платье, слишком идеально подходящее к ее коже и светлым волосам. Украшенная бисером широкая «петля» обвивала ее шею; платье было с открытой спиной, и, когда Нора кружилась в танце, от нее было сложно отвести взгляд. Тихо вздохнув и почувствовав, как волна разочарования грозит затопить меня с головой, я поспешила отвернуться от вальсирующей пары и протянула руку к затылку. Легкий щелчок, и то, что когда-то было кудрями, плавными волнами рассыпается по плечам.
Матильда Брок выглядит счастливой. Она рассеянно вертит головой, щурится, когда прожектор выхватывает из темноты ее лицо, и в какой-то момент даже отрывает ладонь от плеча Тони, чтобы помахать своей подруге, сразу же, правда, возвращая руку в исходное положение.
Интересно, что было бы, если б мы не встретились тем днем на детской площадке? Я стояла бы где-нибудь поодаль, в самом темном углу, возле, предположим, той фигурки дельфина? Наверняка смотрела бы на него — недостижимую мечту, эдакий сказочный идеал, не знала бы о нем совершенно ничего, кроме имени и марки автомобиля, и посему была бы очарована им абсолютно и бесповоротно. Слепые фантазии тем и прекрасны, что в неведении истины ты готов держаться за них бесконечно долго.