Мое прекрасное искупление
Шрифт:
– Увидимся в понедельник утром.
– Спасибо за помощь, – сказала я, пытаясь извиниться, в то же время не выходя за рамки профессионализма. Невозможное сочетание.
Сойер кивнул Томасу и вышел в коридор. Как только открылись двери лифта, а потом захлопнулись, Томас сурово посмотрел на меня.
Я закатила глаза:
– Ой, ну хватит уже. Ты переигрываешь.
Я ушла от двери, и Томас проследовал в гостиную. Достав из шкафчика крекеры, я протянула пачку ему.
– Завтрак?
Томас
– Что?
– У меня похмелье, поэтому на завтрак – крекеры.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что я переигрываю?
– Я тебе нравлюсь, – сказала я, поднимая на него глаза.
– Я… ну ты вроде ничего, – запинаясь, сказал он.
– Но ты мой босс, поэтому считаешь, что мы не должны встречаться, а теперь отгоняешь от меня всех заинтересованных лиц.
– Интересная теория, – сказал Томас.
Я разорвала пластиковую упаковку, высыпала крекеры на тарелку, налила стакан прохладной воды и села за столешницу.
– Хочешь сказать, я ошибаюсь?
– Ты не ошибаешься. Но ты «эмоционально недоступна», забыла? Может, я просто сделал Сойеру одолжение.
Я похрустела крекерами, и ощущение во рту после переизбытка алкоголя лишь стало хуже. Отодвинув тарелку, я хлебнула воды.
– Ты слишком суров с Сойером. Он лишь пытается найти себе место в коллективе. А ты – спасти брата. Для тебя это важно. Твои родные по какой-то причине не в курсе, что ты федерал, а теперь ты собираешься принудить брата пополнить наши ряды. Мы все понимаем, но необязательно психовать из-за каждой идеи, предложенной твоими подчиненными.
– Знаешь что, Лииз, твои наблюдения не всегда верны. Иногда все намного глубже, чем то, что ты видишь на поверхности.
– Может, причины возникновения проблемы и непростые, а вот решения – да.
Томас с расстроенным видом сел на диван.
– Лииз, они ничего не понимают, и, видимо, ты тоже.
Жесткая скорлупа вокруг меня стала постепенно исчезать при виде того, как исчезает его скорлупа.
– Может, я пойму, если ты объяснишь.
Он покачал головой и потер лицо:
– Она знала, что все так и будет. Поэтому заставила его дать обещание.
– Кто она? Камилла?
Томас резко вздернул голову, шокированный моим вопросом.
– Какого черта ты вспомнила про нее?
Я прошла десять футов до дивана и села рядом.
– Так мы будем вместе работать над этим или нет?
– Будем.
– Тогда нам нужно друг другу доверять. Если между мной и выполнением задания что-то стоит, я от этого избавляюсь.
– Как от меня? – слегка улыбнувшись, сказал Томас.
Я вспомнила наш спор в фитнес-зале и подивилась тому, откуда набралась решимости сказать ПООСу убираться с моего пути.
– Томас, тебе нужно с этим разобраться.
– С чем?
–
Томас нахмурился:
– Сойер хотел заполучить это дело с того момента, как я преподнес его начальнику. Когда меня повысили до руководителя, а потом до ПООСа, он хотел того же.
– Это правда? Тебя повысили из-за прорыва в этом деле?
– Из-за того, что Трэвис встречался с дочкой Эбернати?
Я молча ждала ответа.
С хмурым видом Томас осмотрелся по сторонам:
– По большей части, да. Но при этом я работал как каторжник.
– Тогда прекрати валять дурака. Давай уже привлечем эту парочку к сотрудничеству.
Томас встал и принялся расхаживать взад-вперед.
– Их привлечение означает, что придется уличить их во лжи, а проще всего действовать через моего младшего брата.
– Так сделай это.
– Ты знаешь, что не все так просто. Не будь такой наивной, – резко сказал Томас.
– А ты знаешь, что нужно сделать. Не понимаю, почему ты так все усложняешь.
Томас задумался, потом снова сел рядом со мной. Он закрыл ладонью нос и рот, а потом прикрыл глаза.
– Хочешь об этом поговорить? – спросила я.
– Нет, – буркнул он.
Я вздохнула:
– Ты действительно не хочешь поговорить? Или мне пора настоять на этом?
Он уронил руки на колени и откинулся на диване:
– У нее был рак.
– У Камиллы?
– Нет, у моей матери.
Вдруг атмосфера в комнате стала такой тяжелой, что я не могла пошевелиться. Даже вздохнуть не могла, лишь слушать.
Томас уткнулся взглядом в пол, его мысли заполонили плохие воспоминания.
– Перед смертью она поговорила с каждым из нас. Мне было тогда одиннадцать. Я очень много думал над ее словами. Я даже не могу… – Он тяжело вздохнул. – Не могу представить себе, каково ей было – она хотела сказать сыновьям все, чему собиралась научить их в этой жизни, но в запасе у нее было лишь несколько недель.
– А я не могу представить, каково было тебе.
Томас покачал головой:
– Каждое слово, которое она сказала или пыталась сказать, отпечаталось в моей памяти.
Я легла на подушки, подперев голову ладонью, а Томас в это время рассказывал, как его мать дотянулась до него, каким красивым был ее голос, хотя она едва могла говорить, и как сильно она любила его, даже в свои последние мгновения. Я задумалась над тем, что за женщина могла вырастить такого мужчину, как Томас, вместе с четырьмя другими мальчишками. Какой силой и любовью были пропитаны ее прощальные слова, чтобы сопутствовать сыновьям все их детство. В моем горле встал комок слез из-за того, как он отзывался о матери.