Мое прекрасное искупление
Шрифт:
Я повернулась к Томасу:
– Как у нее это получается?
Он пожал плечами:
– У Вэл врожденное чутье на ложь, а ФБР помогло отточить ее талант. Полагаясь на степень расширения зрачка, паузы перед ответами, взгляды вверх и вниз и свой непонятный радар, она может запросто распознавать, когда кто-то врет. Если ты держишь в голове какую-то новую информацию, она заметит недоговоренность. Вэл знает все.
– От этого мурашки по коже.
– Поэтому ты ее единственная подруга.
Я скривила рот и повернула голову в другую сторону:
– Печально.
– С Вэл
– Он ей изменил?
– Да.
– Зная, что она все выяснит.
– Похоже на то.
– Так почему он не даст согласия на развод?
– Потому что никого лучше ему не найти.
– Ой, я его просто ненавижу, – рыкнула я.
Томас нажал на кнопку, откидывая свое кресло. На его лице появилась довольная улыбочка.
– Неудивительно, что Вэл не приглашала меня к себе, – задумчиво проговорила я.
Улыбка Томаса стала шире, и он подложил подушку под голову.
– А ты когда-нибудь…
– Нет. Больше никаких вопросов про меня.
– Почему?
– Больше не о чем рассказывать, серьезно.
– Расскажи, что произошло между вами с Джексоном. Почему у вас ничего не получилось?
– Потому что наши отношения даже не стоят обсуждений, – тихо проговорила я.
– Хочешь сказать, что до переезда в Сан-Франциско у тебя была ужасно скучная жизнь? – недоверчиво спросил Томас.
Я ничего не ответила.
– И? – настаивал он, устраиваясь поудобнее.
– И что?
– Теперь я кое-что о тебе знаю и могу поверить, что ты не склонна к спонтанным поступкам. Все логично. В ту ночь ты ушла со мной из «Каттерса», чтобы было что потом рассказать, – проговорил он с самодовольным выражением лица.
– Томас, не забывай. Ты не так уж хорошо меня знаешь.
– Я знаю, что ты грызешь ноготь большого пальца, когда нервничаешь. Накручиваешь волосы на палец, когда погружаешься в свои мысли. Ты пьешь коктейль «Манхэттен». Любишь бургеры «Фаззи». Ненавидишь молоко. Не запариваешься насчет идеальной чистоты в доме. Ты можешь пробежать больше меня в наш обеденный перерыв, и тебе нравится странное японское искусство. Ты терпеливая, даешь всем второй шанс и не делаешь поспешных выводов о незнакомцах. Ты компетентная и очень умная. А еще ты храпишь.
– Неправда! – сказала я, выпрямляя спину.
Томас засмеялся:
– Ладно, это не то чтобы храп. Скорее ты… так дышишь.
– Все дышат, – возмущенно сказала я.
– Приношу извинения. Мне кажется, это очень мило.
Я пыталась не улыбаться, но не удержалась.
– Я много лет жила с Джексоном, и он ничего подобного не замечал.
– Это еле слышное сопение, почти незаметное.
Я сердито глянула на него.
– Справедливости ради замечу, что Джексон был в тебя влюблен. Возможно, он многого тебе не говорил.
– Хорошо, что ты не влюблен, теперь я смогу выслушать о себе все самое приятное.
– Вообще-то,
Слова Томаса заставили меня замереть.
– Тогда играй уже свою роль и притворись, что считаешь меня совершенством.
– Не припомню, чтобы думал иначе, – без улыбки сказал Томас.
– Ой, да ладно! – Я закатила глаза. – Мой первый ФД-три-ноль-два тебе о чем-нибудь говорит?
– Ты знаешь, зачем я это сделал.
– Я не совершенство, – проворчала я, грызя ноготь большого пальца.
– Мне этого и не надо.
Он с такой любовью посмотрел на меня, что мне показалось, будто в самолете никого нет, кроме нас. Томас приблизился ко мне, устремив взгляд на губы. Я потянулась ему навстречу, но вдруг вернулась стюардесса.
– Вы не могли бы открыть свои столики? – попросила она.
Мы с Томасом кивнули и стали ковыряться со столиками, которые находились в подлокотниках кресел. Сначала Томас справился со своим, затем помог мне. Стюардесса одарила нас восторженным взглядом, будто говорила: «Какая милая парочка», а потом расстелила на наших столиках салфетки и поставила еду.
– Еще вина?
Я посмотрела на свой полупустой бокал. Я даже не осознавала, что пила вино.
– Да, пожалуйста.
Девушка наполнила мой бокал и перешла к другим пассажирам.
Мы с Томасом ели молча, но было ясно, что мы думали о подогретой в микроволновке курице-гриль с капелькой сладкого соуса чили и овощном пюре. Самым вкусным оказалось печенье.
Пассажир возле прохода перед нами задрал ноги на стену и увлеченно рассказывал соседу о своей идущей в гору карьере. Мужчина с серебристой шевелюрой за нами разговаривал с женщиной о своем первом опубликованном романе, и, задав несколько общих вопросов, она призналась, что тоже подумывает написать книгу.
Не успела я доесть еще теплое печенье с шоколадной крошкой, как пилот объявил по системе громкой связи, что скоро пойдет на посадку и что мы прибываем в Чикаго на десять минут раньше. Как только он замолчал, все защелкали ремнями и закопошились, отправляясь по очереди в туалеты.
Томас вновь закрыл глаза. Я старалась не пялиться на него. С момента нашей первой встречи я отрицала какие-либо чувства к нему и отчаянно отвоевывала свою независимость. Но по-настоящему свободной я была лишь тогда, когда Томас прикасался ко мне. Если не считать некоторых интимных моментов, я постоянно думала о его объятиях.
Пускай все предстоящее будет притворством, но я надеялась утолить свое любопытство. Даже если встреча Томаса с Камиллой что-то изменит. Все приятнее предаваться воспоминаниям о лучших моментах нашего уик-энда, чем по возвращении домой оплакивать фальшивые отношения.
– Лииз, – позвал меня Томас, не открывая глаз.
– Да?
– Как только мы приземлимся, то вступает в действие наша легенда. – Он наконец взглянул на меня. – Очень важно, чтобы никто, связанный с Миком или Бенни, не знал, что мы федералы.