Мое проклятье
Шрифт:
Да, я собирался в Петербург.
– - Вы когда же едете?
– - спросил я.
– - Не позднее послезавтра, -- ответил Красов.
– - Но это не мешает, пока вы здесь, навещать старуху!
– - сказала мне его мать.
Я поцеловал ее руку и, поднимая голову, благодарно взглянул на нее.
Она улыбалась, ласково глядя на меня, а в ее глазах... да! Я увидел то необъяснимое, что видел в глазах Наташи, в глазах той девушки.
Я отвернулся и почти бегом сошел вниз, за веранду, через сад, к крыльцу, где ждал экипаж.
Красов нагнал меня
– - Что с вами? Вы пошли так поспешно.
– - Мне стало что-то не по себе, -- ответил я.
Мы сели и он тронул лошадь.
Экипаж встряхнулся и плавно покатился по мягкому грунту. В темноте раздавались удары копыт да подле меня красным огоньком вспыхивал кончик сигары, освещая усы, нос и козырек фуражки Красова.
Мне вдруг показалось, что на мне лежит обязанность предупредить его.
– - Полковник, -- сказал я, -- вы, надеюсь, не сомневаетесь в моем к вам расположении?
Вероятно, в голосе моем послышались особые ноты, потому что он тотчас сдержал бег лошади, взял вожжи в одну руку и обернулся ко мне.
– - Что вы хотите сказать мне?
– - спросил он.
Я хотел только посоветовать вам отложить свой отъезд на несколько дней... на неделю, -- ответил я.
– - Почему?
Я не мог объяснить ему причины.
– - Почему вы это советуете?
– - повторил он.
– - Я не хотел бы объяснять вам причины, -- уклончиво сказал я.
Он больше не спрашивал, раскурил сигару, взял вожжи и погнал лошадь.
Я сошел у своего крыльца.
Красов пожал мне руку и сказал:
– - Странно это, но я послушаю вас! До свиданья. Приезжайте утешать мою жену, -- прибавил он и уехал.
Я вошел в дом и долго не мог уснуть.
Ходя по кабинету, я все старался додуматься, галлюцинация ли это, вызываемая каким-то странным предчувствием, или посылаемый мне откуда-то кем-то видимый знак.
Я ничего не чувствовал, проведя весь вечер с матерью Красова и почувствовал сразу, едва заглянул в ее глаза... но я не до чего не додумался и на другое утро уехал на окраину своего именья в хутор, где начался сенокос.
На третий день приехал за мною посланный от Красова. Его мать умерла...
Я вернулся, и мы хоронили эту прекрасную женщину. Ее гроб опустили рядом с могилою моей жены...
Накануне похорон после панихиды Красов удержал меня и сказал:
– - Тогда вы удивили меня и я подумал, что вам нужно в чем-нибудь мое участие. Но теперь я удивлен еще больше. Как вы узнали об этом?
Я смутился.
– - Я не скажу вам, как. Мне показалось.
Красов задумчиво кивнул:
– - Понимаю! Вы, вероятно, видели когда-нибудь один из ее страшных припадков удушья, а в этот вечер уловили какие-нибудь едва заметные его признаки.
Действительно. Она страдала астмой и однажды я с женой были при ее припадке. Я даже ездил за доктором.
И я с облегчением ухватился за это объяснение и надолго успокоился. Это было так естественно!
Красовы не поехали за границу и, по окончании отпуска, он с женою вернулся в Петербург.
Я
И вот началось мое мучение, когда я понял, что наделен особым даром и что дар этот для меня "проклятие", бремя, превышающее мои силы.
Как это происходило, я и сам не знаю.
Вероятно вам случалось входить в комнату умирающего больного или находиться при умирающем. Вы входили в его комнату и вчера, и третьего дня, и неделю назад; вы находились у его постели ежечасно; поправляли его изголовье, давали лекарство, помогали есть. И ничто не смущало вашего духа. Но вот вы вошли к нему сегодня и вас вдруг охватила жуть, в вашу душу вдруг проникло сознание, безотчетное, но неумолимо ясное, что он уже обречен. По внешности все то же. И он, может быть, даже оживленнее обычного, но вы уже узнали и стараетесь избегать его взгляда, чтобы не передать ему своей страшной тайны. Потому что она, несомненно, одна из самых страшных. Вы продолжаете быть подле него и наблюдаете, что с каждым входящим повторяется тоже, что с вами. Вот вошел с беспечным лепетом ребенок и вдруг стал на цыпочки и заговорил шепотом
Ах, это наблюдали все! Любимая собака воет и не находит себе места, кошка беспокойно мечется... Смерть вошла и безмолвным ужасом охватила всех живущих...
Ну, вот: точно также я ощущал это сразу, бесповоротно, при взгляде в глаза человека.
Вы понимаете мой ужас? Я взглядывал на человека и в то же мгновение весь проникался сознанием "он уже не жилец"! И потом боялся подойти к нему, заговорить с ним, чтобы не выдать ему своей ужасной тайны.
Понимаете вы весь ужас этого?.. Моим знакомым стало казаться, что во мне что-то есть, что я "проклятый" и многие стали суеверно избегать меня.
Помните Грянева? Я не любил его. Это был злой, насмешливый ум, мелкого тщеславия душа. Однажды на вечере за ужином он с вызовом спросил меня:
– - Ну, кого вы обрекли сегодня?
Я взглянул на него и увидел, что обреченный он. Беспощадная смерть туманила насмешку его взора и глядела на меня.
Я угрюмо ответил ему:
– - Вас!
Он выронил стакан и лицо его стало белей его сорочки, а в глазах отразился ужас.
Мне стало больно. Я поднялся из-за стола и уехал.
Грянев помер спустя неделю. Перед этим он всем говорил, что я предсказал ему смерть и смеялся. После его смерти меня окружил ужас окружающих. Я стал искать уединения и только подле вас находил иногда отдых душе своей.
Смерть! Кругом смерть! Разве это не достаточно ужасно?
Я входил в театр и видел эту проклятую вокруг себя. Вот молодой офицер с девушкой. Лицо его сияет счастьем, губы улыбаются, а я вижу на нем уже печать смерти. Вот девушка подросток; вот молодая женщина; крепкий по виду, как дуб мужчина. Все обречены смерти!
И мне начинало казаться, что я среди мертвецов; я начинал слышать трупный запах и убегал...
Помню, была елка у Фаргосовых. Все веселились. Дети прыгали с веселыми криками вокруг елки, потом танцевала молодежь.