Мое простое счастье
Шрифт:
– Добро пожаловать в омут.
23
На следующее утро меня разбудил телефон. Звонил он так отчаянно, что было ясно: это далеко не первый звонок. Далеко не первая попытка со мной поговорить.
Голова кружилась от бурбона и бессонной ночи. Я потянулась к трубке, постепенно начиная осознавать, что происходит: я лежу в постели одна, белье на половине Гриффина даже не смято, а фотографии больше не разбросаны по полу.
Внезапно бурбон всколыхнулся у меня в желудке, грозя вылиться наружу не с того конца, и какое-то время я
– Алло!
– Ты готова спеть для меня?
– Что?
– Думаю, подойдет песня Бетт Мидлер про невоспетого героя, который не дает твоим крыльям опуститься [13] . Впрочем, если тебе больше по вкусу девица, которая победила в «Американском идоле», можешь исполнить ее хит про звездный час [14] .
Это был Питер. Питер, несравненный редактор и мой бывший начальник, перечислял попсовые песни, безбожно перевирая текст.
13
Имеется в виду песня Wind Beneath My Wings.
14
Вероятно, речь идет о песне Келли Кларксон A Moment Like This.
Я прикрыла глаза рукой, пытаясь унять головокружение.
– Питер, у меня так кружится голова, что я с трудом тебя слышу. Можно я перезвоню попозже?
– Ну уж нет! Я и так битых два часа пытаюсь до тебя дозвониться, чтобы сообщить отличную новость. – Он выдержал театральную паузу. – Твое увольнение отменяется!
Я убрала руку с лица:
– Что?
– В твое отсутствие произошел настоящий бунт. Ну, «бунт» – это, пожалуй, громко сказано, но главное, что тебя просят вернуться. Тебя и меня. Все благодаря небольшому бунту и кое-каким ловким махинациям с моей стороны. Несокрушимые Питер и Энни снова в седле!
– Просто поверить не могу!
– И не ты одна! Но слишком сильно не радуйся: «Сто открытий» по-прежнему пройденный этап, по крайней мере в их теперешнем виде. Калеб Второй хочет, чтобы колонка о путешествиях выходила в режиме реального времени и стала более интерактивной. В чем это будет выражаться, еще предстоит решить. Но как бы там ни было, одна перемена точно к лучшему: тебе повысили зарплату.
– Правда?
– Даже не спрашивай, как мне это удалось. Но на всякий случай имей в виду, что один провинциальный журнал под названием «Нэшнл джиографик» предлагал тебе возглавить свое африканское представительство.
– Угу…
– Любовь моя, подробности обсудим позже, а пока просто знай, что я выхлопотал для тебя контракт на три года, прибавку в размере тридцати трех процентов и полную медицинскую страховку. В обмен от тебя хотят большей вовлеченности: ты должна помочь газете упрочить присутствие на рынке путешествий, что бы это ни значило. Есть только одно маленькое «но»: у них мания контролировать каждый
– Подожди секунду… что значит «Лондон»?
– Любовь моя, если ты не знаешь, что значит «Лондон», я не уверен, что стоило так за тебя бороться.
Я молчала – а что еще мне оставалось?
– Я ведь живу в Массачусетсе, – сказала я наконец.
– Я знаю, что ты живешь в Массачусетсе, но «Беккет-Медиа» жаждет развивать свое европейское представительство. Даже меня собираются туда ненадолго отправить. У тебя был выбор: получить работу с предоставлением жилья в Лондоне или в Берлине. Мне показалось, что до Берлина ты еще не доросла.
– Большое спасибо.
– Ну, это же не навсегда. И потом, ты можешь ездить домой на выходные, правда?
– Из Лондона?!
– Значит, в отпуск. Или на праздники.
– Питер…
– Это уникальный шанс. Такой дается только раз в жизни.
– А как же «Время собирать камни и время разбрасывать камни»? Как же твоя речь о том, что я утратила интерес к колонке? Ты ведь сам сказал, что мне пора двигаться дальше!
– Да я готов был что угодно сказать, лишь бы тебя утешить! И вообще, это же Лондон! Ты обожаешь Лондон. А когда они поймут, какой ты бесценный кадр, мы потребуем перевести тебя обратно в Америку. Всего шесть месяцев, и ты снова в Фермтауне. Самое большее – девять.
– Питер…
– Фермберге?
– Не могу, Питер… сейчас не могу…
– Можешь.
Я покачала головой, словно он меня видит, а потом выпалила правду, чувствуя, как в желудке все переворачивается:
– Сейчас я могу только одно – положить трубку…
Через час я стояла на пороге ресторана. Я понятия не имела, как реагировать на звонок Питера, зато точно знала, что должна увидеться с Гриффином – загладить или хотя бы попытаться загладить свою вину и объяснить ему, что со мной происходит. И тогда, быть может, я и сама смогу в себе разобраться.
Но когда я вошла внутрь, меня снова охватило смятение: за недавно установленной стойкой, на одном из тщательно вытертых табуретов сидела Джиа – сидела, попивая кофе из высокой кружки и склоняясь к Гриффину. И оба они смеялись и выглядели совершенно счастливыми.
Я застыла на месте. Я застыла на месте, а они одновременно оглянулись на меня.
– Энни… – сказал Гриффин, а Джиа помахала мне рукой.
Я растерялась, не зная, что делать, и тоже вяло помахала. А потом развернулась и выбежала за дверь – слишком быстро, чтобы это показалось естественным.
Гриффин бросился следом, окликая меня по имени. Я всерьез решила не оборачиваться, но обернуться все-таки пришлось – прежде всего потому, что я свернула не на ту улицу и понятия не имела, куда направляюсь.
– Энни, постой… прошу тебя…
Он взял меня за локоть.
– Извини, – бросила я. – Не хотела вам мешать.
– Разве так она выглядела? – спросил Гриффин.
– Разве так это выглядело, – поправила я. – Ты ведь имел в виду «это»?
– А я что сказал?