Мое самодержавное правление
Шрифт:
По обещанию нашему уведомляю тебя, любезный Михайло, что следствие кончено и рапорт комиссии переписывается. Если положение жены твоей позволит тебе ехать и матушка отпустит, теперь самое время тебе приехать подписать, быть здесь во время суда и воротиться в Москву к крестинам твоей маленькой. Но я повторяю, что это в том только случае, если ты можешь без опасения ехать.
Здесь все в порядке; спроси, Лоло тебе расскажет. Прощай, жене ручки поцелуй и обними твоих маленьких. Кланяйся всем нашим товарищам.
Твой навеки
…Что касается моего поведения, дорогая матушка, то компасом для меня служит моя совесть. Я слишком неопытен и слишком окружен всевозможными ловушками, чтобы не попадать в них при самых обычных даже обстоятельствах.
Я иду прямо своим путем – так, как я его понимаю; говорю открыто и хорошее и плохое, поскольку могу; в остальном же полагаюсь на Бога. Провидение не раз благословляло меня в некоторых случаях жизни, помогая мне в самых запутанных по видимости делах достигать удачи единственно благодаря простоте моих жизненных правил, которые целиком в этих немногих словах – поступать, как велит совесть.
98
Междуцарствие. С. 206–207.
Я хорошо знаю, что и тогда, когда кажется, что следуешь велениям этого правила, можно все же ошибиться; но так как я видел, что, пренебрегая им, люди делали ошибки на каждом шагу, я предпочитаю заблуждаться честно, нежели как-нибудь иначе, и иметь совершенно спокойную совесть.
Да поможет мне Бог; так как он захотел возложить на меня это ужасное бремя, то я буду нести его до тех пор, пока у меня хватит силы, покорно принимая горести и заботы, ибо таков, очевидно, мой жребий.
99
Междуцарствие. С. 212–213.
Любезный Михайло, сегодня объявлен Верховным Судом приговор его с изменениями, которые я почел возможными. Завтра утром в три часа приговор должен быть исполнен. Осуждены на смерть не мной, а по воле Верховного Суда, которому я предоставил их участь, пять человек: Рылеев, Каховский, Сергей Муравьев, Пестель и Бестужев-Рюмин; все прочие на каторгу, на 20, 35, 12, 8, 5 и 2 года, кроме Александра Муравьева, который за то, что от всего отстал, ссылается просто в Сибирь.
Итак – конец этому адскому делу! 14 числа – молебен с поминкой на самом месте бунта; все войска, бывшие в деле, – в ружье, а стоять будут случайно почти так, как в тот день.
Иван Иванович [100] тебе официально пишет, что в Москве должна быть подобная же церемония. Матушка назначит день и час, а ты исполнишь, применяясь к предписанию Дибича. Во время молебна знамена и штандарты, за процессией следовавшие, должны быть при налое, а войско, т. е. пехота, становиться на колени. После церемонии, если матушка дозволит, пройти колоннами, где и как можно. Все тебе предоставляю с Голицыным и Филаретом уладить по-своему.
100
Дибич, нач. Главного Штаба.
Чем мне было тебе воздать за 14-е число и за твое усердие и дружбу! Я придумал – и желаю,
Жене твоей целую ручки и, как и тебя, благодарю за милые письма. Всем нашим четырнадцатым поклон от всего сердца.
Мы вернулись сюда час тому назад. По имеющимся у меня сведениям, все совершенно спокойно; величайшее негодование и общее удовлетворение тем, что все закончено.
Подробности относительно казни, как ни ужасна она была, убедили всех, что столь закоснелые существа и не заслуживали иной участи: почти никто из них не выказал раскаяния. Пятеро казненных смертью проявили значительно большее раскаяние, особенно Каховский. Последний перед смертью говорил, что молится за меня! Единственно его я жалею; да простит его Господь и да упокоит Он его душу!
101
Междуцарствие. С. 209.
Войска были превосходны, общий дух их прекрасен. Завтра утром мы отслужим на площади молебен, эстрада поставлена как раз на том месте, где погиб бедный Милорадович. Печально, но и торжественно будет воспоминание обо всем ужасе, который вышел на свет в этот день!
Для меня же самым утешительным останется навсегда мысль о том, что наш Ангел был избавлен от всего происшедшего, что наша национальная честь была спасена и что Господь явил новое доказательство своего милосердия в отношении нашей дорогой, славной, старой Родины.
Мысли мои устремляются к вам, дорогая матушка. Я вспоминаю все, что вам угодно было для меня сделать, особенно в эту ужасную пору, и я благодарю Бога за то, что наконец приближается та желанная минута, когда я смогу броситься к вашим ногам. Молю Бога скорее даровать мне это счастье.
Милосердый Господь дал нам, дорогой и бесценный Константин, увидеть конец этого ужасного процесса. Вчера была казнь. Согласно решению Верховного Суда, пятеро наиболее виновных повешены, остальные лишены прав, разжалованы и присуждены к каторжным работам или на всю жизнь, или на более или менее долгие сроки.
102
Междуцарствие. С. 198.
Да будет тысячу раз благословен Господь, спасший нас! да избавит Он нас и наших внуков от подобных сцен! Все прошло при величайшем спокойствии, порядке и при общем негодовании.
На том самом месте, где пал 14-го бедный Милорадович, мы сегодня отслужили молебен и панихиду по нем и погибшим в тот день. Гарнизон был под ружьем, и зрители все до одного были сильно взволнованы, начиная с вашего покорного слуги.
Да будет Господь благословен за это тысячу и тысячу раз! Не подумайте, однако, что я считаю возможным успокоиться в эту минуту; совсем наоборот: я каждому проповедую удвоить внимание, чтоб избежать вспышек и покушений; нужно быть постоянно настороже.