Мое счастливое детство

Казарновский Марк Яковлевич

Мы тоже не могли сдержаться. Изя заплакал первый, все повторяя: «Ах, панове, мы для вас, мы для вас, как поготове ратунковэ» [7] .

Мы изумлялись, но руки и ноги дело делали. Да нянечки подсказывали.

Ясно, если инвалид без ног, двое закидывают его руки себе на шею. Третий за пояс помогает и вот так, три ступеньки и до палаты совсем недалеко. Положили в кровать. Или посадили. Вернее – поставили. И за следующим. Возницы просят, чтобы швыдче. Потому что, может, они померзли. Да молчат.

7

Поготове ратунковэ – скорая помощь (польск.).

Конечно,

когда без рук. Я сразу увидел такого. А что такое обморожение, мы уж очень хорошо знаем. Поэтому сразу снегом и тереть щеки и нос.

Наконец дяденька улыбнулся и сказал: «Теперь, парень, руки смотри, они насмерть замерзли». – И очень громко рассмеялся. Вот они какие, инвалиды!

– Ну-с, мальчики, молодцы. Теперь идите к себе, а инвалидов будет осматривать врач. Спасибо вам, ребята! – И директор пошел на кухню распорядиться чаем. Огромный самовар в палате уже стоял.

У нас начиналось другая жизнь. Но первые впечатления от знакомства остались надолго. И мне часто, уже во взрослые годы, снится один и тот же сон. Вот такой.

Я во сне бормотал про атаки.И про взвод, что не хочет вставать.Про овраги и буераки,Про высотку, что надо забрать.Я проснулся. Светало. Морозно.И стекло все покрыто узором.И из зеркальца как-то тревожноЯ смотрю на себя мутным взором.Одеваться, какая все ж проза.Закурить, чтоб прогнать этот сон.Эх, опять надевать мне протезы,Издавая мучительный стон.И опять, на тележке, толкаясь,На Казанский, с утра к поездам.Вспоминать, как в бою свои ногиПотерял я, где город Потсдам.И когда соберемся к обедуВ переходе, очищенном снегом,Все Иван мне будет талдычить,Вот, мол, ноги его в Кенигсберге.А друган мой кричит:«Ты молчи. Ты штаныСам наденешь и сымешь.В туалет доползешь худо-бедно.Ну, и жопу свою сам ты вытрешь.Ну, а мне каково без обеих,Без кормилиц моих, без рук.Эх, братва. Я желаю лишь немцу,Нет, не смерти, а наших вот мук.Пусть они вот такими обрубкамиНа Казанском закончат свой путь.Пусть им скажет страна благодарная:„Доживай-ка, братан, как-нибудь“».

Совершенно иная жизнь началась. Мы, мальчишки и девочки, так соскучились по отцам, что от инвалидов не отходил и. И вот что странно. «Местные», те, кто жил в детдоме до нас, относились к приезду инвалидов спокойно. К ним в палату почти не заходили. А уж помочь в чем-либо – и речи нет.

Нас же, «вакуированных», хлебом не корми. Мы только со школы и уже в палате у инвалидов. Мы почему-то назвали их «наши». Почему?

Их было не очень много. Наиболее мобильные – это у кого потеряна одна нога. Их было двое – дядя Леонид и дядя Лева. Оба они были веселые, помогали другим, играли бесконечно в шахматы и писали жалобы в Генштаб РККА о неправильных действиях их командования в 1941 году.

Часто советовались с остальными, спорили. Ответов, правда, от адресатов не получали.

Получали письма из дому. У Голышева семья бежала из-под Сталинграда

и в живых остался только пожилой отец.

А у дяди Левы все родные были в Одессе, где командовали жизнью румыны. Они часто вдвоем сидели у форточки, курили и тихо обсуждали семейные дела. Что-то их беспокоило, но вот что – мы, дети, понять не могли. А беспокоило их – где и как жить после войны.

Мы же могли только помогать, что и делали с удовольствием. Даже часто в ущерб школе. Но директор наш был строг. Кто школу прогулял или двойку получил сверх нормы – ни к каким военным в палату не идет.

Поэтому мы учились неплохо, особенно «вакуированные». Нам было легче. И мы, пацаны, как-то разделились. Теперь бы сказали – по симпатиям. Вероятно, мы это чувствовали.

Всей инвалидной палатой руководил Юрий Степанович Золотов. Которого я и еще двое ребят внесли с воза в палату. Это значит – у него не было ног. Звание у него было – капитан, но командовал он всеми, в том числе и директором дома, от всей, как говорят, души. Почти как мой папа.

Он сразу попросил меня свернуть ему козу [8] , я это сделал, он внимательно на меня посмотрел и спросил:

8

Коза, козья ножка – папироска с табаком-самосадом. В качестве бумаги использовалась газета. Или, редко, трофейные немецкие порезанные квадратами бумажки.

– Где отец?

– Отец пока отсутствует, – растерялся я и вот так пробормотал.

– Писем нет?

– Нет, – и мне захотелось вдруг плакать. Не от вины какой-то, не от тоски по папе, а просто – от несправедливости жизни, от обиды. Потому что он, мой папа. Он воюет. Ему наган подарил сам Сталин под Львовом. Он рассказывал.

Но это все мелькало у меня в голове. А инвалид без ног продолжал:

– Фамилия?

Я назвал. Тут этот дяденька тихонько присвистнул, попросил козью ножку раскурить, посадить его на кровать и безапелляционно заявил:

– Ты, Маркел, будешь моим адъютантом. Что это такое, я потом объясню.

– Не надо, я знаю, мне папа структуру РККА подробно рассказывал.

– Ну и добро. А вот этого цыганенка, – и он посмотрел на Изю, – припишем в наш штаб ординарцем. Согласен?

– Да, – ответил Изя, – только чтоб Маркел был рядом.

Вот так мы поступили «на военно-медицинскую» службу. А что дядя Юра – командир хоть куда, я почувствовал сразу.

– Что, командиры, ужинать будем? – крикнул Юра всей палате.

Палата отозвалась одобрительным гулом.

– Давай, Маркел, зови директора.

Я не успел подойти к дверям, как наш директор уже вошел.

– Мозырев Павел Иванович – представился он.

– Вот что, Павел Иванович. Время ужина. Как, будете кормить инвалидов или скажете, как обычно говорят? Мол, сегодня на вас наряд не спущен.

– Нет, товарищи, не волнуйтесь, ужин готов. Сейчас сестра-хозяйка и помощницы принесут еду. Только вы располагайтесь по кроватям.

– А что на ужин? – спросил лейтенант Гайчук Евгений. Мы потом по его молодости звали просто Женей. У него не было левой руки полностью и левая нога почти до колена отсутствовала [9] .

9

Все увечья инвалидов мы узнали. Но не сразу. Сейчас я привожу их беды, чтобы уже к ним не возвращаться.

– У нас суп картофельный и каша пшенная с маслом, – торжественно произнес Павел Иванович.

Мы с пацанами радостно переглянулись. Пшенка с маслом! Вот это праздник. Да суп на ужин. Ну, гуляй – не хочу!

Но оказалось, что суп картофельный, это да, но без мяса, как пояснил директор. Что для нас было совершенно обычно.

– А что, бывает же картофельный суп с мясом, – мечтательно тихонько произнес Изя.

И тут послышался рык Юрия Степановича:

– Как это – без мяса! А ну, позови заведующего хозяйством!