Мое сердце – бензопила
Шрифт:
Через сотую долю секунды после того как палка вылетает из руки, Джейд решает взглянуть – куда же эта палка приземлится?
Время зависает, просто застывает в пространстве.
Потому что на другом конце не самой правильной для копья дуги – большое окно (из прочного стекла) шерифа, две принадлежащие округу машины, фонарный столб с матовой стеклянной лампой у тротуара, указывающий на здание шерифа, и синий почтовый ящик – если его пробьешь, вполне возможно, сочтут преступлением против федеральной собственности.
Джейд отворачивается,
Палка для мусора воткнулась острием в холмик травы. Бурая птичка, взмахнув крыльями, пикирует на палку и награждает Джейд пристальным взглядом, словно новая точка обзора принадлежит теперь только ей. Мимо птахи Джейд смотрит на окно шерифа Харди, наверное, для него оно – большой телеэкран, всегда настроенный на канал «Пруфрок». Только теперь по нему слоняется одна девушка.
Девушка, которую шериф определил на общественные работы. И теперь ей никуда не деться.
Почему бы и нет, говорит она себе. Сходить за палкой все равно придется. Подпишусь на несколько часов в день, это будет плата за везенье: все окна целы, ни одна машина не пострадала.
Джейд отгоняет птицу, острые коготки никак не хотят отпускать палку.
Вот где настоящий страх, думает Джейд, следя за выписывающей зигзаги птицей: тело человеческое, а голова воробьиная, как у чувака с совиной головой в фильме «Водолей».
В наши дни слэшеры, если разобраться, куда более стандартные, так?
Словно подтверждая эту мысль, Джейд оттягивает левый отворот комбинезона и проверяет, на месте ли тускло-белая маска Майкла Майерса, которую она там припрятала. Жесткая пластиковая скорлупа с хлипкой резинкой, обычная маскировка, но не таскать же ради прикола в кармане полноценную маску-чулок капитана Кирка из «Звездного пути» за шестьдесят долларов! Нет, в ее обстоятельствах сойдет и полоска за два доллара, которую, если что, можно где-нибудь забыть. Тем более она и двух долларов за нее не платила.
Но сейчас, в здании Харди, когда общественные работы ей реально угрожают, в голове Джейд начинается завихрение.
Что, если он заставит ее мыть свою «Бронко»? Велит тыкать палкой для мусора на мелководье озера Индиан, где каждая третья находка будет не просто куском резины, а шкурой того, кого она знала лично? Нет уж, спасибо!
Может, удастся прожить лето и без двенадцати часов общественных работ? В конце концов, чем ей это грозит? Шериф ее арестует? Не даст окончить школу? Джейд и так ее пока не окончила.
Украдкой вытащив из холщовой сумки грубый лоскут, Джейд пускает его по ветру и трусит, задом наперед, как бы показывая, какой она сознательный сборщик мусора, ведь улетевший лоскут надо обязательно поймать. Но тот ловко ускользает от палки. Джейд ловит его снова и снова, и вот уже из окна Харди ее, наверное, не видно.
Жизнь летнего дворника, да. Все великолепнее и великолепнее, пока великолепие не попрет
Это ложь только наполовину: ведь чем дольше ждешь слэшера, тем сильнее предвкушение. Снова и снова, наблюдая, как Лета Мондрагон выходит из маленькой элегантной «Ауди» и движется к причалу, где стоит похожий на сигарету катер «Умиак», Джейд так и тянется к ней, словно хочет предупредить, все объяснить, но не выдает себя ни единым жестом. Разве что глазами. Рано или поздно сказать все равно придется. Не потому, что Джейд собирается ее к чему-то подталкивать, просто из вежливости.
Джейд еще не вызвала Лету Мондрагон на разговор, потому что на сто десять процентов не уверена, что все происходит не только у нее в голове, что она не выдает желаемое за действительное. Может быть, во всем виноваты видеокассеты. Может быть, накопившаяся в ней ненависть ползком пробирается в мозг, красит мысли в черное, искажает восприятие реального мира.
Когда особые знаки появятся в небе, это и будет сигнал – началось.
Пока остается лишь наблюдать и ждать. Вот только… только на этот раз все непременно случится! Лета Мондрагон не появилась бы, не будь поблизости слэшера. Как иначе? Правда, не всегда ясно, кто появится первым – слэшер или последняя девушка, курица или чертово яйцо, но раз есть одно, должно быть и другое, и не важно, что раньше, а что позже.
Вообще-то Джейд знает, что должно быть первым: слэшер, конечно. Он является исправить ошибки прошлого, потом его заносит, и природа выталкивает на поверхность защитника, ставит заслонку, шлет силы в лице одной-единственной особы женского пола, своего яростного ангела – последнюю девушку. Она – единственный барьер, способный остановить слэшера.
Джейд больше не пишет трогательных заметочек для мистера Холмса. Тех дней уже нет, прошли навсегда. Теперь она участвует в слэшере самолично.
Удар ножом.
На сей раз мертвая птица. Через пластиковую палку Джейд ладонью чувствует мясо и сдавленный хруст и не прогоняет это ощущение, представляет, как распростерлась на земле рука отца, как цепляются за гравий пальцы, как непроизвольно дергается левый ботинок, а ушная раковина наполняется кровью. Левое ухо или правое – не важно.
В мусорной сумке на бедре мертвой птице не место. Джейд каблуком и острием палки выкапывает более или менее глубокую ямку под кустом возле почты. Сегодня суббота, там никого нет, и спрашивать, что она делает, никто не станет.
Она заталкивает мертвую птицу в ямку, засыпает землей, смотрит на потемневшую кровь на наконечнике из нержавеющей стали. В горле встает ком. Когда в рассказах, вспоминает Джейд, написано «нечем дышать», это как раз оно.
Отвернувшись, Джейд сплевывает длинную и вязкую массу. Все-таки не стошнило. Подумаешь, пташка! Молодец, Дженнифер, говорит она себе, отваги не занимать. Все тебе нипочем.