Мое сердце между строк
Шрифт:
Затем я снова смотрю на полотно. Изображение комнаты Делайлы доволно реалистично. Я хотел бы обладать талантом как Раскуллио.
— Определенно сорвется, — бормочу я и беру кисть в руки, которую Раскуллио оставил лежать на палитре. И из заднего угла пещеры я приношу старое зеркало
Делайла и я оба думаем, с изображением перед самым носом я буду в состоянии нарисовать себя хоть в некоторой степени приемлемо, даже при условии, что я никакой не художник. Я касаюсь холста кончиком кисти и оставляю маленькое пятнышко в цвет
Но все, же медлю, откладываю кисть и иду к столу, где внутри банки все еще безрезультатно бьется об стенки бабочка. Я снимаю крышку и вижу, как она улетает через дырку в пешере.
Только на случай, если что-то поедет не так, по крайней мере, хоть один из нас будет свободен.
Глава 12
Делайла
Почему же он так долго?
Уже полтора часа я жду его, и ничего не происходит. Ничего. Ошибка.
Я могла бы раскрыть книгу.
Но я сказала ему, что не буду раскрывать книгу.
Так как, как только я это сделаю, все, что он, возможно, достиг с Раскуллио, исчезнет, и история начнется с самого начала.
— Оливер, — говорю я громко. — Это смешно.
— Ты сорвала слова с языка.
Я съеживаюсь, когда слышу голос моей мамы. С озабоченным взглядом она стоит в дверях.
— Делайла, уже за полночь. И ты весь вечер разговариваешь сама с собой. Пожалуйста, не возражай мне сейчас. Я слышала тебя за дверью...
— Ты подслушивала за мной?
— Сокровище мое, — говорит мама и садится на кровать. — Может быть тебе нужен кто— то, чтобы поговорить? — она медлит.— Кто-то, кто существует в действительности, я имею в виду.
— Я разговариваю с кое-кем...
— Делайла, я знаю признаки депрессии, и я знаю, что при этом испытывают. Когда твой отец покинул нас, я вынуждена была заставлять себя вставать с кровати только для того, чтобы отвести тебя в школу, и затем проводить остаток дня так, как будто все в порядке. Но ради меня тебе не нужно разыгрывать театр.
— Мама, я не в депрессии...
— Ты часами сидишь в своей комнате.
— Ты говоришь, что ненавидишь плавание, ненавидишь школу. И твоя единственная подруга выглядит как вампир...
— Ты всегда же рассказывала мне, что не нужно осуждать людей за их внешний вид, — возражаю я и начинаю сразу думать об Оливере. — Со мной все в порядке. Я хотела бы остаться одна.
По выражению лица моей матери я понимаю, что именно это я не должна была говорить. — Я попытаюсь назначить прием у доктора Духарме на понедельник...
— Но я не больна.
— Доктор Духарме — психолог, — говорит моя мама нежно.
Я хочу возразить, но прежде чем я могу открыть рот, я замечаю,
— Это рука.
Бестелесная, парящая, практически прозрачная рука.
Я моргаю и тру глаза. Мне нужно как-то сделать так, чтобы моя мама покинула комнату, и прямо сейчас.
— Ну, хорошо, — говорю я. — Как ты хочешь.
Она остается стоять с открытым ртом. — Прости? Ты не устроишь из-за этого сцену?
— Нет. Доктор Дувахиммер. Понедельник. Поняла. — Я поднимаю ее и открываю дверь.
— Господи, я совсем не заметила, как я устала!
Спокойной ночи!
Я закрываю дверь и поворачиваюсь, убежденная, что рука исчезнет, но она все еще там, да еще и вторая рука появилась там же.
Только рука плоская и двухмерная.
Как в комиксе. Я опасалась именно этого, Оливер должен был создать переход в наш мир.
Мне было бы лучше, если бы он остался таким, какой он есть, и ничего бы не менялось. Если бы только другие люди,
например, моя мама, точно также думали, в отношении меня.
Я хватаю книгу и раскрываю ее на сорок третьей странице. Оливер стоит внизу скалы.
Пока я смотрю на него, синие пятна на его камзоле исчезают, и вскоре он выглядит так же, как всегда на странице сорок три.
— Что ты здесь делаешь? — кричит он.
— Я спасаю тебе жизнь!
— Это же работало!
— Оливер, ты начал появляться в моей комнате. Но ты был таким, же тонким как блин. Ты действительно хочешь жить в моем мире?
— Возможно, я так выглядел, потому что еще не закончил, — предполагает он. — Возможно,
я поднялся бы в конце также как дрожжевое тесто.
— Собственно как, ты смог бы полностью вырисовать себя из сказки? В самом конце твои руки или пальцы должны были бы остаться там, чтобы нанести последние штрихи на полотно.
Он оседает на землю. — Об этом я совершенно не подумал.
— Я знаю, — говорю я грустно. — Мне действительно жаль.
Оливер сидит, уставившись на колени и повесив голову. Я хотела бы ему рассказать, что в конце все будет хорошо, но это происходит только в сказке, и именно из нее он пытается сбежать.
— Вероятно, мы должны просто перестать пытаться, — шепчу я, оставляю книгу открытой на сорок третьей странице и забираюсь в кровать.
— Делайла? — доносится до меня голос Оливера.
— Сделаешь для меня кое-что?
Я снова встаю. — Как всегда ты чего-то хочешь.
— Ты могла бы закрыть книгу? — он не смотрит на меня. — Я хотел бы сейчас побыть один.
Именно это я только что сказала своей маме.
И она посчитала это признаком депрессии. Если бы я только знала, как помочь Оливеру. Испытывает ли мама ко мне что-то подобное?