Мое сердце выбирает тебя
Шрифт:
С одной стороны, я очень ждала прихода Макса, с другой, меня это пугало, потому что нам предстоял сложный разговор и куда он повернет невозможно предугадать.
В итоге, когда я услышала робкий стук в дверь, у меня даже в ушах зашумело и перед глазами потемнело от резкого выброса адреналина. Одно дело во время родов с ним разговаривать, другое сейчас огребать за то, что не сообщила раньше, когда я в относительном порядке.
А потом я услышала приглушенный голос, Макс явно с кем-то разговаривал по телефону, но все, что он говорил, отлично
Я перешла в другую часть комнаты ближе к столу, чтобы мне было его еще и видно.
– Спасибо, я тебя тоже. Ну, все, давай, Иришка, я не могу больше разговаривать.
Иришка? Какая еще на хрен Иришка?
Возможно у меня по жизни дурная кровь. Я не знаю. Но она сейчас явно закипает, плюс гормоны, не смотря на то, что я родила, ни черта они не улеглись. Должно быть, это и есть ревность, которая именно сейчас внутри меня начинает свое ядовитое извержение, разбрызгивая вокруг радиоактивные брызги.
Ну, все. Это залет, солдат.
Он сейчас стоит в палате, рядом с женщиной, которая несколько часов назад родила ему сына, весом почти ЧЕТЫРЕ килограмма и с самим сыном, в конце концов, и разговаривает с другой бабой по телефону. Не просто разговаривает, он с ней сюсюкает. Я ему еще ситуацию с сообщением Игоря не простила, из-за которой он меня выгнал. А он уже снова накосячил.
Перевожу на него тяжелый взгляд, налитый злостью и ненавистью, руки в бока упираю.
– Пошел вон, - цежу сквозь зубы.
А он в этот момент рассматривает меня с самой спокойной миной на лице и скрещивает свои руки на груди. Охренеть, вот гавнюк. Я чувствую, что закипаю еще больше и в этот момент вспоминаю, что новорожденные не все слышат в первое время. Подхожу к тумбочке и хватаю большую пачку салфеток, с остервенением запускаю в него. Этот гад легко ловит ее и аккуратно кладет на стол. С совершенно невозмутимым лицом, вашу мать. Потом в него летит бутылка воды, расческа, косметичка, упаковка туалетной бумаги и пачка памперсов. Он все это ловит и складывает аккуратно на стол.
Когда мой взгляд натыкается на швабру, которую забыла уборщица, Макс делает стремительный рывок вперёд, хватает меня и крепко прижимает к себе.
– Угомонись, ненормальная, - выдыхает мне в волосы.
Я начинаю колотить его своими маленькими кулачками по груди, но для него это как слону дробина. Он перехватывает мои запястья и аккуратно заводит мои руки за спину, прижимая к себе ещё ближе. Проводит губами по лбу, спускается по виску к щеке, потом ниже к шее. Меня начинает трясти от давно забытого трепета в груди и вязкого возбуждения внизу живота. Он знает. Прекрасно знает, что нужно сделать, чтобы я перестала соображать.
Я чувствую, как вниз моего живота упирается просто огромный бугор. И вроде бы радоваться должна. Но на меня в это время накатывают мысли о том, сколько у него там было баб, пока он служил. Там же есть увольнительные, значит, он ни в чем себе не отказывал.
Все это вышибает слезы из моих глаз и у меня начинается
– Тшшшш, - шепчет мне на ухо.
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу, - вырываются из меня хрипы вместе с рыданием.
Ненавижу, за всю боль, что пережила, ненавижу, что оставил надолго одну, ненавижу за то, что люблю больше жизни, а он в моей палате с Иришей разговаривает.
Макс отпускает мои руки и очень нежным движением заправляет выбившиеся локоны за уши. Затем обнимает меня за талию одной рукой, второй поддевает подбородок и ловит мой мутный взгляд своими темными глазами. Мои губы сами открываются, и я быстро облизываю их. Макс со стоном накрывает мой рот и сразу врывается внутрь горячим языком, я отвечаю ему с таким же ненормальным голодом. Мы целуемся, как одержимые, еще чуть-чуть и мои ноги окончательно откажут мне.
В это время мой голодный ребенок просыпается и сразу оглушительным криком требует, чтобы его покормили. Я автоматически смотрю на часы, теперь я все время живу от кормления к кормлению, почти четыре часа проспал, конечно, малыш голодный.
Я окончательно стряхиваю весь морок с себя и отталкиваю Макса.
– Уходи, мне надо покормить ребенка, - говорю все таким же хриплым голосом.
Он хмурит свои брови и недовольно поджимает губы. Но с места не двигается. Я не хочу при нем кормить, потому что я сейчас, как раненый краб буду забираться на кровать, так себе зрелище.
– Уйди, - повторяю требовательно.
Замечаю, как стремительно темнеет его лицо, вроде даже скрип зубов слышу, потом он резко срывается с места и подлетает ко мне.
– Я сейчас один раз скажу тебе, - говорит твердо, - а ты слушай внимательно и запоминай. Я никуда больше не уйду. Это, - показывает на ребенка, - мой сын. И ты теперь тоже моя. Поняла? И сейчас я хочу видеть, как моя женщина будет кормить грудью моего сына.
– Я не твоя! – выкрикиваю со злостью.
– Моя, - заявляет категорично, - и в этот раз я даже спрашивать не буду, просто ставлю в известность. Думаю доказывать на практике, что я имею в виду, не надо, тебе пока рано, но мы это обязательно позже исправим, Юля.
Я даже сдвинутся с места не могу от такой наглости. Даже мой ребенок притих в кроватке, тоже наверно в шоке от такого расклада.
– Обломишься, - тихо рыкаю на него.
– Да, ладно. Уверена? – отвечает с улыбкой, растягивая слова.
Открываю рот, чтобы ему возразить, но он быстро мне его затыкает поцелуем. Так жадно целует, что у меня невольно вырывается стон, а он отрывается от меня и его губы разъезжаются в довольной усмешке. Вот сволочь. Он опять повернул все так, как ему надо. В итоге в голове у меня туман и ни одной связной мысли. И желание … сильное желание продолжить целоваться до умопомрачения раз уж больше пока ничего нельзя.