Мое ускорение
Шрифт:
Лётеха тянется к корочке, подслеповато щурясь.
— Руки не тяни! — не даёт ему ксиву в руки Лукарь. — Ты что, слепой?
— Извините, тащ полковник, — встал и оправился, застегивая пуговицы летёха, прочитав, очевидно, место работы. — Освещение слабое, а зрение нормальное. Майор Зиновьев на выезде!
— Задержанная Лукарь где? — задает ещё вопрос Ленкин папа. — И я подполковник.
Летёха уже, очевидно, сопоставил фамилию в удостоверении и фамилию задержанной и занервничал.
— Тащ полковник! — упрямо повысил в звании Лукаря мент. — Без документов не могу!
— Ты идиот, лейтенант? Ей
— Она сказала ей восемнадцать! За нарушение общественного порядка, нанесение легких телесных повреждений…— забубнил несчастный мент.
— Что, уже есть справка о том, что повреждения легкие? Может, уже и дело открыто? — и, показывая на Аркашу, добавляет. — Вот свидетель, что она пострадавшая вообще, а не нарушительница. Так у вас в Шушенском работают?
— Не могу знать! — наконец нашёл правильную, как ему показалось, линию поведения дежурный.
К нам стали прислушиваться проходящие мимо сотрудники, в том числе и толстая уже немолодая тетка в чине капитана, в короткой юбке, явно не по уставу.
— Что шумим? — грозно спросила она у нас.
— Представьтесь по форме, — сухо сказал Лукарь, показывая опять свои корочки.
Дело сдвинулось, через пару минут нам привели поцарапанную Ленку с фингалом под глазом, в помятом платье и вообще, всю всклоченную, но не побеждённую.
— Толя! — кинулась мне в объятья Ленка.
«Бля, что у неё в голове? С какого паркуа я? Отец её вытащил. Я ей что, друг сердечный, чтобы меня тискать?» — тоскливо задавал себе вопросы я.
— Привет, пап, как мама? — как ни в чем не бывало спросила Ленка у отца.
Господи, какие идиотские вопросы лезут мне в голову. Это же Ленка! Она могла вообще папу не заметить, а обнять Аркашу или старшину
Глава 17
Нас всё-таки подвезли обратно к месту жительства студентов. Нас — это меня и Аркадия. Ленка уехала с отцом. Народу у бараков прибавилось, я вижу молодую воспитательницу Ольгу в толпе студентов и иду к ней.
— Анатолий, а ты как тут? — узнает она меня. — Представляешь, Лукарь в тюрьме!
Путает она КПЗ и тюрьму, но это понятно.
— Представляете, нет её уже там! — в тон отвечаю я.
— Сбежала? — раздался чей-то женский голос, той, кто Ленку, очевидно, хорошо знает.
— Отпустили за отсутствием состава преступления, — предполагаю самое очевидное завершение конфликта.
— Черт-те чё, там кровищи было, — расстроился тот же самый голос.
— Аркадий, организуй комсомольское собрание прямо сейчас, — даю команду я и громко добавляю: — Явку проверю лично!
— Ужин через час, — загомонили комсомольцы.
— Успеем, — отрезаю я и за локоток отвожу воспитательницу подальше от лишних ушей.
— Меня так ругали вчера! — принимается жаловаться девушка.
— И сегодня будут ругать, я в том числе. Ты чего ментам не сказала, что Ленке всего семнадцать, причем, пару дней как исполнилось? Её там с матёрыми зечками посадили, — вру я, ибо сидела она одна, по рассказам малолетней преступницы.
— Я не знала, а что, это важно? Она паспорт с собой забыла взять, потом устроила танцы, потом…
—
Вставив пистон горе-ответственной за детей, и выдав всего одно ЦУ — если что — звонить мне или Киму, через приёмную, отправляюсь к товарищам-комсомольцам. Я не стал задвигать пламенную речугу, а наоборот, нудным голосом час рассказывал, что будет в этом случае, а что в ином. Рассказ всегда заканчивался или тюрьмой «как у Ленки» или отчислением из школы и пинком под зад из комсомола. Народ слушал откровенно с нетерпением. После первого рабочего дня у них у всех разыгрался аппетит, а я задерживаю. Ничего, в другой раз такую лекцию слушать не захотят, может, хоть думать будут. Я точно помню, в этом возрасте меня больше всего бесили нудные нравоучения, а не иное гипотетическое наказание.
Наконец, идём в столовую, и я ругаю уже Бейбута:
— Чего ты, выгнать не мог всех Ленкиных кавалеров?
— Да ну её! Связываться не хотел, — честно признался друг в том, что боялся он, в первую очередь, нашу соседку.
В столовой накрыты столы и лишнего комплекта блюд, вроде как, нет. Ничего, Лукарь, думаю, у родственников покормят.
Кормили хуже, чем в Родниках в прошлом году, но лучше чем в нашей школьной столовой. Обратно иду уже сытый и довольный жизнью, оглядывая поселковую действительность. Идём по деревенской части Шушенского, обгоняя неторопливых уток и невозмутимых кур. От гусей опытно сторонюсь. Гусь — птица долбанутая, вроде Ленки. Улица состоит из одноэтажных домов, некоторые выглядят побогаче, иные — совсем бедно. Расслоение общества и в СССР было кое-какое. Редкие особи мужского пола провожали нас равнодушными взглядами. Это в маленькой деревне могут сплотиться против чужаков, а в большом пгт всем плевать, кто там приехал. Около одного из чахлых домов замечаю бабулю лет за восемьдесят, стоит с клюкой в открытой калитке и смотрит на проходящую молодежь, уделяя внимание одним парням. Мы весело шумим, а бабулька, очевидно, вспоминает, кому не дала в своё время. Вдруг она говорит мне твердым голосом:
— Эй, ты, со значками. Да ты, страшненький, подь сюды!
Подхожу, уже потеряв первоначальную симпатию к старой карге.
— Ты себя в зеркало видела? На смерть похожа, — огрызаюсь ей.
— Да знаю я! Поймай курей во дворе, выпустила нечаянно, — беззлобно просит старуха.
— Аркаш, Бейбут, Колесников, Малышев, Синицкая сюда идите, — командую я.
Подошли все кроме, разумеется, Синицкой. Вредная девка фыркнула и пошла дальше. Недолго…метров десять. Потом длинный нос вернул её в нашу компанию. На это и расчёт был — чтобы такая любопытина и пропустила что-то необычное?
М-да, бедновато у бабки, дом старый, не красили лет сто, крыльцо нормальное, но ступеньки поломанные, как бабка ногу не сломала до сих пор? В огороде растет только лук и картошка, хотя, как она смогла её посадить — неясно. Из хозяйства только куры, нагло шлындающие по двору. Сарайку с ними бабка забыла закрыть. Даю команду аккуратно собрать птицу и вернуть на место обитания.
— Синицкая, у двери стой, как с курицей кто подойдет, открой и сразу закрывай, как вернёте курей на место, а то опять сбегут. Аркаша, бля! Ты не топчи курочек, а лови! Убытку, чую, от тебя будет! — отдаю бодрые команды я.