Мое вечное море...
Шрифт:
Нервное напряжение чуть ослабело. И все же болезнь зашла далеко, библиотерапия лишь успокаивает, а вылечить уже не сможет. Так что сны могут быть вовсе не случайными.
Председатель комиссии в раздумье побарабанил пальцами по столу.
– Но тут, – продолжал он, глядя на Вадима с сомнением, – вмешался психиатр… Заявил, что ваша закомплексованность прогрессирует. Вы уже, дескать, на грани госпитализации.
– В психушку? – спросил Вадим, пытаясь шуткой разрядить страх, который сдавил так, что стало трудно дышать.
– Это не обязательно надолго, – ответил председатель. – Отдохнули бы… Но психиатр,
– Мне разрешен поиск в прошлом? – прошептал Вадим, еще не веря. Кадык нервно задергался, на глаза навернулись слезы.
– Ну, я бы не назвал это поиском.
– Но хотя бы разок.
Председатель комиссии сочувствующе отвел глаза, бесцельно подвигал бумаги на столе.
– Мнения комиссии разделились… Дело новое, еще сохранились некоторые возражения вообще. Но вам все же дано право на одно путешествие по прямой генетической линии. Будем надеяться, что это вам поможет хоть в какой-то степени. Устав, инструкции, правила – первая дверь по коридору направо.
Он падал сквозь страх и боль, зубы стиснул, чтобы не завыть от животного ужаса, но тут ноги ударились о твердое, с глаз спала пелена, и он увидел, что стоит на палубе большого судна, над головой дрожит плотное полотно паруса, а впереди море, бескрайнее море…
Сзади крикнули. Он судорожно обернулся, сглатывая слюну от страха. Там чернел берег, борт корабля почти терся о толстые бревна причала, переходной мостик был совсем коротким. На корабле замерли в строю рослые, широкоплечие воины, тяжеловооруженные: поверх кольчуг – булатные панцири, на поясах длинные мечи с широкими лезвиями, у каждого третьего – клевец или булава.
С берега к причалу спускался человек, одетый просто, в белой вышитой рубашке, только пояс оттягивал тяжелый меч. Воины вытянулись, и Вадим тоже почему-то подобрался, замер.
Человек в белой рубашке ступил на причал, остановился, зорко всматриваясь в воинов. Был он выше среднего роста, с могучими, литыми плечами, длиннорук, грудь была так широка, что там поместилась бы наковальня, зато вместо пояса ему мог бы послужить девичий венок.
Вадим встретился с ним взглядом, вздрогнул, вытянулся. Сердце разрывало частокол из ребер. Святослав!
Голова князя, чисто выбритая и загорелая, блестела под солнцем, лишь длинный клок волос свисал с макушки на левую сторону, где в ухе блестела золотая серьга с бриллиантом. Глаза князя магнетически приковывали взгляд, ярко-синие, блестящие. Вадим жадно пожирал глазами сильное, волевое лицо, твердо выкованные губы, суровые складки у рта… Вот он каков, великий воитель, разгромивший могучий Хазарский каганат, что брал дань с Руси, навеки стерший хазар с лица земли и со страниц истории, выведший Русь в число сильнейших государств Европы!
Рядом с Вадимом кряжистый могучий воин, с восторгом глядя на князя, внезапно ударил рукоятью меча в щит, сипло заорал:
– Слава князю! Слава!
Море дрогнуло от страшного крика дружины:
– Слава!
Святослав властно поднял руку, все стихло. Кряжистый воин преданно смотрел на князя. От него на Вадима несло жареным мясом и луком.
– Вои! – сказал Святослав. Говорил он без усилий, но его голос несся над волнами, словно и море ему подчинялось. – Слава росского оружия – наша слава. Вам ее нести по чужим странам! Вы не первые, кто идет на службу в Испанию: у халифа Кордовского аль-Гакема служили две тысячи славян… Отборное войско! Арабы их звали немыми, ибо нашим воинам не было нужды
По знаку Святослава отроки передали ему стяг: копье с трезубцем на конце, конским хвостом у навершия и желто-синим куском материи, символизирующим солнечного бога Сварога и небо вирия, куда после смерти уходят русичи…
– На главный корабль! – велел Святослав.
Взвился лес рук, солнце раздробилось и запрыгало по лезвиям мечей. Вадим вздрогнул, когда сотни рук одновременно ударили рукоятями мечей в панцири, небесная твердь треснула от страшного клича: «Слава!»
Рослый воин бережно принял стяг. Его укрепили на корме, а суда уже снимались с якорей, и корабли, как гигантские плуги, начали вспарывать покров моря, оставляя позади белую пену…
Вздрагивая от пережитого потрясения, Вадим прижался к мачте, стараясь как можно меньше привлекать внимания, дважды помогал тащить связку пеньковых канатов, бестолково суетился, создавая видимость деятельности, и тут в глазах внезапно потемнело, запрыгали звездочки, он протянул руку, стараясь ухватиться за снасть, но пальцы вдруг уперлись в мокрое, покрытое слизью дерево. За бортом корабля грозно катились светло-зеленые волны, дул холодный резкий ветер, пронизывая до костей…
Это был другой корабль, другое море, другие люди!
Вадим в страхе оглядел себя. Теперь он был одет теплее, на толстой вязаной рубашке плотно сидела кольчуга, на грудь и плечи приятно давили пластины доспехов. Вместо меча на поясе висел клевец, боевой топор. Над головой, едва не задев, пронесся шест реи, кто-то насмешливо и предостерегающе крикнул. Вадим поспешно отпрыгнул к борту. Парус дрожал под напором ветра, мачта тоже подрагивала, а нос корабля рассекал волны со странным шумом, будто те состояли из песка.
Вадим оглянулся, едва не вскрикнул. Все море, куда ни кинь взгляд, покрыто крутобортными кораблями, вместительными, а вдоль бортов, наращивая их, один к одному прижатые, висят ярко-красные щиты, между ними ощетинились копья. «Насады черленые», – вспомнил Вадим былинное название таких судов. Нау – означает на санскрите корабль, садас – дружина. А черленые они потому, что чару – красивый, хороший, ланг – выглядеть, казаться…
Воины спали, точили мечи, удили рыбу, несколько человек следили за парусом, двое стояли у руля. Вадим, прикидываясь занятым, осторожно передвигался вдоль борта, прислушивался к разговорам, тяжелый клевец бил по коленям, мешал. Вадим старался не выглядеть мешковатым, неумелым, ибо руки у него теперь были жилистыми, кисть правой стянул бело-розовый звездообразный шрам, явно след от стрелы, на ладонях плотные мозоли от рукояти меча, рукопашных схваток…
На корме, укрывшись от холодного ветра, сидели двое дружинников. Один, постарше, сцеплял колечки в кольчуге, пытался заделать дыру, второй же, молодой и красиво одетый, посматривал насмешливо, наконец посоветовал: