Могила Азиса. Крымские легенды и рассказы
Шрифт:
Айваз приказал оседлать одного из своих разъезжих коньков, и на заре выехал из дому, на первый раз думая объехать деревни Стиля, Узен-Баш, Кокоз, Корилез и другие -- вплоть до Бахчисарая. Вся дворня высыпала проводить его за ворота крепостной стены, и длинногривый конек, часто перебирая ногами и слегка покачиваясь, мелким аяном помчал Айваза под гору, мимо старой мечети, такой же мшистой и разрушенной, как и древняя крепость.
***
Своенравно извиваясь и прыгая через каменья, бежит быстрая маленькая речка по зеленой долине. Там далеко в горных ущельях, одетых сизым туманом, незаметно выбиваясь из под серой скалы, бьет студеный ключ, который, все разрастаясь и падая водопадами, скоро превращается в целый поток и поит своею чистою
Красный кизил, груши и сливы теснились с всех сторон к маленькой горной речке. Воду ее отводили канавками и деревянными желобами, арыками, для поливки сотен садов. Из-за драгоценной влаги, редкой в этом знойном крае, при неустановившихся понятиях о собственности и праве, часто возникали между соседями кровавые ссоры и распри. Здесь, в цветущей на вид пустыне, капля воды иногда оплачивалась каплей крови, и не мудрено: речка давала жизнь и богатство целым семьям татар. Она была источником довольства и благосостояния. К ней в жаркий день сходились с кувшинами на плечах красавицы из аулов, к ней склонялись зеленеющие и покрытые белым цветом черешни и яблони. Темные карагачи, как на страже, стояли у ее берегов, подпирая своими крепкими стволами бесконечные плетни садов, тянувшихся по обеим сторонам каменистого русла. Целые деревни с их белыми саклями и стройными минаретами, с их суетой, шумом и говором, с радостями и печалями, торговлей, земледелием и религией, со всею своей сложной и неумирающей жизнью, вырастали по течению речки также, как цветы и деревья, напоенные ее чистой ключевой влагой... Огибая деревню, речка снова пропадала в садах и кустарниках, терялась в гранитных обломках скал и навалившихся каменьях. Иногда в зелени дикого граба и терновника попадалась низкая мельница, прислоненная к огромным мшистым утесам. Шумно пенилась здесь быстрая горная речка, задержанная в своем неустанном беге, с гневом бросалась на тяжелые жернова и колеса и бешено крутила их, разбиваясь на тысячи брызг... а старик-татарин, в красной феске, мирно сидел на пороге и чинил сломанную трубку.
Тут же, вдоль речки, вилась дорога, местами перебегая с берега на берег, и конь Айваза, подымая серебристые искры и всплески воды, часто переходил в брод.
– - Далеко ли до Кокоза?
– - спрашивал Айваз встречных мальчуганов, гнавших пару коней с пастьбы или сонно покачивавшихся на тряской мажаре.
Вот вдали показалась деревня. Белые домики прятались за плетнем садов, и стрела минарета высоко поднималась над деревьями -- обычный вид, обычная картина. Айваз подъехал к навесу кофейни, где, поджав ноги, кучкой сидели старики и уланы.
– - Селям алейкюм! Как проехать к Али-Бею?
– - Алейкюм селям!
– - Татары медленно поднимались с мест и с любопытством подходили к приезжему.
– - Тебе, мурзам, самого бея нужно? Я провожу!
– - вызвался охочий улан и, засучив шаровары, зашлепал босыми ногами через речку, ведя под уздцы лошадь Айваза.
– - Правей, сюда в улицу, мурзам.
С обеих сторон потянулись домики с плоскими кровлями. Собаки лежали на порогах и под воротами и не лаяли на проезжего. Было жарко. Женщины и ребятишки выглядывали иногда из окон и калиток.
За поворотом улицы Айваз увидел небольшой фонтан из серого гранита, выступавший в каменной стене над улицей. Узкая струйка воды с рокотом бежала в его неглубокий бассейн, и голубые письмена на татарском и русском языке велеречиво вещали проезжему: "Сей фонтан воздвигнут для общего пользования благодетельным князем и орденов кавалером Али-Беем Балатуковым, не пожалевшим трудов и издержек в заботе о пользе и нуждах общественных. Берите и пейте воду сего фонтана в жаркий день и помните о щедрой руке, всем благодетельствующей, по примеру Аллаха и пророка его Мухаммеда".
Надпись была не менее красно и торжественно составлена, чем начертания на древних фонтанах Бахчисарая, построенных крымскими ханами, хоть этот
Подобно фонтану, и домик князя отличался некоторыми своеобразными особенностями. Это была обыкновенная татарская сакля с глиняными стенами, но переделанная на европейский лад. Вместо плоской кровли высилась черепичная крыша с трубою, и окна закрывались зелеными ставнями. В домике имелось также сходство с бахчисарайским дворцом. Пестрые букеты и деревья, нарисованные желтой, голубой и красной краской, виднелись на стенах и крылечках. Арабско-европейский стиль всей постройки говорил о просвещенном вкусе князя и о его стремлении к блеску к роскоши. Правда, близлежащие хозяйственные строения говорили также о захудалости старого князя, о том, что придворный штат его не мог быть достаточно обширен, что финансы и земельные владения его находились не на прежней высоте, но все же род его был древним, и он считал себя одной из жемчужин в нити Чингиз-Ханского поколения. Сообразно этому генеалогическому предположение, он старался поддержать и внешность своего двора, дома и общественного положения. Noblesse oblige. Впрочем, как мы увидим ниже, честолюбие князя теперь вполне удовлетворялось случайным знакомством с местным губернатором, "пашою" хотя и не ханской крови, но с высоким и влиятельным постом, который он занимал в бывшем крымском ханстве.
Айваз соскочил с лошади и велел доложить о себе князю.
Черномазый татарин в оборванном платье, выбежавший навстречу приезжему, поспешил скрыться в дверях, и Айваз вошел один на крыльцо. Ему пришлось дожидаться довольно долго. Облокотившись на перила, он загляделся на синюю даль, на серебряную ленту речки, вившейся внизу за деревней, на далекие минареты соседних аулов... В доме была мертвая тишина. Казалось, там никто не жил давно, давно -- может быть, целое столетие. О чем думал Айваз? Смотря на тополь ближнего сада, вспоминал ли он о стройном стане Фатьмы, мечтал ли о своем новом коне, разыскивая которого, он напрасно изъездил Стиля, Узен-Баш и другие деревни? Но летний день, и синяя даль, и речка за аулом так были хороши, так полны неизъяснимой красоты, что хотелось, не думая, не размышляя засмотреться на них, как на любимые, голубые очи, в которых столько света, прелести и очарования.
– - Позвольте пройти!
– - раздался вдруг над его ухом резкий и повелительный голос.
Айваз обернулся. Перед ним стояла маленькая и надменная особа с запрокинутой назад головой и острыми хитрыми глазками. Особа была облечена в мешковатый сюртук и желтые нанковые панталоны. На черных с проседью волосах красовалась барашковая татарская шапочка, странно сочетавшаяся с полуевропейским костюмом ее обладателя. Седая бородка окаймляла худое, морщинистое и очень спесивое лицо. Какое-то глупое чванство виднелось в каждом движенье, в каждой черте этой маленькой фигурки, стоявшей перед Айвазом. На груди у нее болтался на красной ленте третьестепенный орденок, которому, однако, придавалось особенное значение... Это был сам Али-Бей Балатуков, князь, кавалер и благотворитель своей округи. Он гордо осмотрел Айваза и жестом, без обычного у татар гостеприимства и приветствия, пригласил сесть на старую деревянную скамью крылечка.
– - Я слышал, -- начал Айваз, -- что у вас в табуне есть хорошие лошади?..
Князь утвердительно кивнул головой.
– - Так вот, я хотел бы посмотреть и купить у вас иноходца.
Лицо князя на минуту оживилось, но тотчас же приняло прежнее надменное выражение.
– - У меня есть только дорогие лошади, -- сказал он.
– - Мне нужно хорошего коня.
Князь посмотрел на суконную черкеску Айваза, на богатую оправу кинжала и серебряные газыри и несколько смягчился.