Могила для 500000 солдат

Гийота Пьер

По вечерам Кмент обходит бордели и тайные притоны, он собирает братьев, одевает их, отбирает деньги у сводней, выталкивает пьяных клиентов, ворует у них ремни, братья показывают ему своих вечерних любовников. Обычная сцена: один из братьев, пьяный, вцепился в простыни постели, клиент или клиентка перелезает через его тело, скорчившееся на влажном белье. Кмент щупает простыни; клиент или клиентка ополаскивает бедра и пах над лоханью, отирает губкой лицо; пальцы Кмента скользят по капелькам спермы на деревянной спинке кровати; ступни клиента или клиентки шлепают по мыльной воде, скопившейся в прорехах линолеума; брат завернулся в простыню, натянувшуюся на бедрах и на черепе: слюна и сперма приклеили ткань к животу, горлу, губам; внезапно хлынувшая блевотина распирает, окрашивает простыню вокруг его рта; плечи дрожат, блевотина

растекается по горлу, по груди, затекает под мышки спеленатого ребенка. Клиент или клиентка швыряет губку в лохань, где волокна спермы растворяются во вспененной воде. Кмент задирает грязный край простыни: мальчик держит его над головой: солнце и свежий вечерний ветерок омывают прозрачную ткань; пальцы Кмента скользят по смешавшимся на наволочке волоскам брата и клиентов, по смоченным слюной складкам на месте соединения их губ и, ниже, по пятну от спермы, усеянному черным пушком.

Кмент распеленал ребенка; голый клиент или клиентка бьет его по бедру:

— Ты, чьи руки не испачканы блевотиной, одень меня.

Это включено в прейскурант. Сначала огладь своими ладонями мои бока, живот и пах.

Когда одевание закончено, клиент или клиентка протягивает ему пояс:

— Застегни в паху, потом подними и проверь пуговицы. Пурпурная птичка ходит, прихрамывая, по сливу за решеченного окна:

— Вставай. Мы одни. Ты что, ешь свою блевотину? Кмент обнимает под простыней смеющегося брата.

Входит мальчик из обслуги, в его руках — свежие простыни; он вешает их на деревянную спинку кровати; присев на корточки, он выжимает губку в лохань, поднимает лохань, выносит ее в коридор, наполняет ее красной от песка водой — песчаная буря накрыла Энаменас — приносит лохань, ставит ее на линолеум; его палец подбирает каплю спермы, прилипшую к краю, мальчик вытирает палец о джинсы на коленке, выпрямившись, он стучит по спинке кровати, Кмент вынимает руку брата из-под простыни, мальчик вынимает другую руку: появляется голова, горло, испачканное блевотиной, губы, искусанные до крови; Кмент склоняется к нему:

— Амур, тепло ли тебе?.. Ты насиживаешь свои яички? Сейчас придет сводня и вынет их из-под тебя. Быстренько вылезай из постели.

Мальчик задирает ногу, приподнимается на локтях, откидывает простыню, встает ногами в блевотину; Кмент поднимает его за талию, выносит в коридор, окунает головой в умывальник; мальчик — уборщик стаскивает с кровати простыни, сваливает их в кучу на линолеум, счищает пятна с матраса, разворачивает чистые простыни, застилает постель; братец говорит над водой, вцепившись в края умывальника:

— Кмент, пурпурник прилетает петь на сливе окна, когда тень клиента или клиентки нависнет над моим животом. Кмент, клиентки могут иметь от меня детей? Сводня говорит, они выбрасывают их в дерьмо. А я хотел бы оставить моего себе. Сегодня все клиенты и клиентки хотели ребенка, все плакали в подушку, умоляя шлюх. Сводня говорит — это из-за весны, она смягчает кожу члена, кожу сердца, Кмент, сегодня был один клиент с утра, он положил ружье на кровать, я, голый, лежал рядом, он меня не трогал, он выгреб из-под рубахи цветы и листья и плевал на них, ворошил их, его глаза и губы размалеваны, как у клоуна; он сгребает листья внизу моего живота: «Дитя, оживи эти засохшие листья и цветы». Я поднимаюсь, схватившись за спинку кровати, я напрягаюсь, раскачиваясь, клиент приложил ухо к моей задыхающейся груди, дыхание моего затвердевшего члена овевает его лицо: брызжет сперма, орошая сухие листья и цветы: «Благодарю тебя, Амур, я уношу эти растения, окропленные твоей росой». И вот он берет мой липкий член, от которого я отвожу дрожащую руку; охватив его губами, он слизывает капли пролившейся спермы; другой рукой я глажу лакированную спинку кровати. У него на губах кровь, головка моего члена стала красной.

Ночью Кмент верхом на коне, рядом с родным отцом; его братья и сестры сгрудились позади; голые ноги сжимают пылающие бока лошадей, колени Кмента и отца соприкасаются; они скачут к морю: в бурных водах мокнет пыльная ежевика. Мать, присев на корточки, раздувает огонь, моет ножи и половники в ручье, рассекающем пляж: попавшие на стремнину рыбки прыгают на камешки, которые уносит течение, блестят в прядях чертополоха. Из песка вырастает трехстворчатый шкаф, плечики, раскачиваемые вечерним бризом, бьются о зеркала. Утром на вышитых покрывалах, раскинутых на золотом песке, играют

дети, щекочут спящих родителей. Кмент, голый, хватает ползущего гада, душит его в кулаке, идет к воде, повязав змею вокруг головы. Родной отец достает из нижнего ящика шкафа шпоры, у него на груди, на плечах, на запястьях — офицерские знаки различия. Он сажает Кмента на своего коня, они врываются в блеск и гниение города, отец давит копытами своего коня военных — любовников Кмента. Многие из них спаслись, они выкопали ров вокруг борделя, раскачиваясь, они втаптывают сперму в шевелящуюся землю; родной отец загоняет их в круг из кроватей и табуреток борделя, круг загорается:

— Мой родной отец, спаси простыни из огня!

Вилки, ложки, ножи звякают в костре; стаканы, вазы, ночные горшки лопаются под золой; губки, скребницы, взмыв, полетели в пучину пламени. На пляже мать приманивает чаек, гладит их, опрокидывает на спину на камни очага, она трогает их брюшка, вспарывает их, как чрева маленьких шлюшек. Родной отец полощет парус в море, он бьет его вальком, мнет, как кожу. Братья катаются нагишом по розовой лужице на дне лодки. На утесе, в рощице гранатовых деревьев, в ежевичнике, обезьяны пожирают скот, бегущий из охваченного пламенем города.

Кмент раздирает сердце ласточки, крылья бьют его по щекам. Мать хватает у него птицу, бросает ее в кипящий котел. Родной отец и братья, голые, дрожат в зеленом урагане: ураган гасит пламя очага, швыряет песок, выпивает слезы извечного одиночества на щеках родного отца, скорчившегося под парусом. Кмент прячется в зеркальный шкаф, чайка, отброшенная ветром, бьется в зеркало, марает его фиолетово — розовым пометом. Из кипящего сердца чайки выходит камень. Ураган разродился продолговатым влажным камнем, в нем отразились молнии и солнце, Кмент, братья, мать, родной отец, лежа, выгнувшись, на камне, катятся к океану. По дороге среди дюн проходит кортеж, дети несут гроб с умершим от болезни мальчиком; его не коснулось железо, он угас, он уснул; болезнь и гниение тихо клокотали по ночам в его теле; чисты слезы оплакивающих его, труп его бледен, горло не тронуто, дети проносят открытый гроб под листвой; дорожная пыль осыпается на чело, на уста мертвого ребенка; роса, скатывающаяся с трепещущих листьев, омывает его саван с груди до ног. Но змея на голове Кмента разворачивается, скользит по груди к паху, буравит песок, стремительно — блестящая, она раздвигает сухие листья и жалит в ногу одного из детей, несущих гроб; кровь прилила к щекам ребенка, прислонившегося к гробу; он встал на колени на песок, яд жжет его ступню, гроб опрокидывается, труп скользит на землю, острые камни режут лицо, гроб ребром падает на колено мертвого ребенка и ломает его. Похоронный кортеж рассыпался, дети убегают, змея свернулась под мышкой ужаленного мальчика, подходит родной отец, поднимает ногу, шпорой давит голову змеи. Родной отец исчезает в волнах, Кмент идет за ним; мать целуется с мужчиной из кортежа, ее блестящие руки сжимают его бедра, его колени раздвигаются, разжимаются, мать смеется взахлеб, кричит в ураганном ветре — солома скользит у них между ног. На утесе солдаты с расстегнутыми ширинками, сидя на скамьях из борделя, ждут Кмента, зовут его к себе. Сонная волна бьет по коленям Кмента.

На заре пурпурники влетают в окно, садятся на руки, ладони, спины спящих в лучах солнца людей, бьют крыльями, щекочут теплыми ароматными хохолками их щеки, уши, вздымаемые мерным дыханием утреннего сна волосы, живые, спокойные, высвобожденные из ночных кошмаров. Лучи солнца нагрели белье, занавески, дерево, железо в комнатах, зажгли золоченые шарики на покинутой кровати. Кмент открыл глаза; один из пурпурников клюет узелок на веревке, которой подпоясаны его шорты; Кмент проворно хватает птицу, сжимает в кулаке, раздирает ей грудь, пьет свежую кровь, клюв трепещет у его ноздрей; Кмент отбрасывает мертвую птицу и вновь засыпает.

Чуть позже резкое, полное сонной истомы движение Кмента вспугивает птиц, они перелетают на спинку кровати, взмахами крыльев сдувая с нее пыль; птичий помет, сперма зари, блестя, стекает по решетке. Амур, лежа на спине с раскинутыми ногами, ладонью прикрывает член; его ноздри, губы, жесткие фиалковые ресницы дрожат. Кмент встает, пинками раздвигает тела, открывает дверь и выходит, подставив солнцу грудь. Скрип двери разбудил нищего; он задергался, запричитал, он собирает на болотистой земле разбросанные ночным ветром и беспокойным сном грязные лохмотья.