Могильник. Сборник научно-фантастических произведений
Шрифт:
Я отправился к столу отдела городских новостей и остановился рядом с Гэвином,
— Как продвигаются поиски Беннета? — спросил я. — Тебе удалось что-нибудь выяснить?
— Полная неудача! — взорвался он. — Мне кажется, что он вообще не существует. По-моему, ты его высосал из пальца.
— Быть может, Брюс…
— Я звонил Брюсу. По его словам, он всегда считал, что Беннет остановился в одном из отелей. Он сказал, что этот тип никогда не говорил ни о чем, кроме бизнеса. Ни разу не упомянул ни единой фамилии.
— А как с отелями?
— Его
— А может, он зарегистрировался под другим именем. Проверь всех лысых…
— Скажите пожалуйста, какие мы умные, — прорычал Гэвин. — А ты хотя бы приблизительно представляешь себе, сколько лысых мужчин регистрируется каждый день в наших отелях?
— Нет, — сознался я. — Не представляю.
Гэвин, как водится, не упустил возможности хорошенько себя взвинтить, и разговаривать с ним было бесполезно. Я отошел от него и направился было в другой конец комнаты, чтобы переброситься парой слов с Дау. Но увидев, что его нет на месте, остановился у своего стола.
Я взял лежавшую на столе газету и присел, чтобы просмотреть ее. Прочел свою статью и обозлился на себя за два неряшливых неуклюжих абзаца. Обычная история, когда пишешь в спешке. Стараешься написать получше, а к следующему выпуску все равно приходится переделывать.
Поэтому я швырнул на стол машинку и заново переписал эти абзацы. С помощью линейки я аккуратно вырвал статью из газеты и наклеил ее на два листа плотной бумаги. Перечеркнул оба оскорбивших мои чувства абзаца и пометил их для младшего редактора. Еще раз пробежав статью, я выудил несколько опечаток и для гладкости слога подправил одну—две фразы.
Просто чудо, что мне вообще удалось написать эту статью, — подумал я, вспомнив, как, развалясь на стульях, парни из отдела литературной правки истошно вопили, что уже прошли все сроки, а за моей спиной приплясывал Гэвин, выпаливая вслух каждую новую строчку.
Я отнес вставки и помеченный экземпляр статьи в отдел городских новостей и бросил все это в ящик. Потом вернулся к себе и разложил на столе искромсанную газету. Прочел заметку Джой — пальчики оближешь, как она была написана. Поискал интервью, за которым Дау поехал на аэродром, но его в газете не оказалось. Я снова пошарил глазами по комнате, но Дау как сквозь землю провалился.
Отложив газету в сторону, я не стал больше ничем заниматься и от нечего делать попытался вспомнить, что произошло сегодня утром в конференц-зале «Франклина». Но в памяти возникла только ползавшая по лысому черепу муха.
И вдруг я вспомнил кое-что еще.
Гендерсон спросил меня, не было ли в Беннете какой-нибудь особой черточки, которая помогла бы раскрыть его личность. Я тогда ответил отрицательно.
Но я невольно солгал. Потому что кое-что все-таки было. Если и не ключ к разгадке, то, во всяком случае, нечто чертовски странное. Как я сейчас вспомнил, это был его запах. Лосьон
Я продолжал сидеть за столом, пытаясь найти этому запаху какое-нибудь определение, придумать, с чем его можно сравнить. Но безуспешно, потому что, хоть тресни, я никак не мог припомнить запах сам. Однако я был глубоко убежден, что, доведись мне почувствовать этот запах еще раз, я его обязательно узнаю.
Я встал и побрел к столу Джой. Когда я подошел к ней, она бросила печатать. Подняв голову, взглянула на меня и глаза ее так блестели, словно она едва сдерживала слезы.
— В чем дело? — спросил я.
— Ах, Паркер, — проговорила она. — Ну какие же это несчастные люди! Просто сердце разрывается.
— Что это за несчастные… — начал было я, но тут же сообразил, что могло с ней произойти.
— Каким образом к тебе попало это дело? — спросил я.
— Они пришли к Дау, — объяснила она. — А его не было. И все остальные были очень заняты. Поэтому Гэвин привел их ко мне.
— Я собирался заняться этим сам, — сказал я. — Дау попросил меня, и я согласился. А потом началась эта кутерьма с «Франклином» и я обо всем забыл. Однако мне казалось, что должен был прийти только один человек. А ты говоришь о нескольких…
— Он привел с собой жену и детей, и они сели в кружок и уставились на меня эдакими большими серьезными глазами. Они рассказали, как продали свой дом — семья росла и в нем стало тесновато, — а теперь не могут найти другой. Через день—два они уже должны выехать из своего дома, и им совершенно некуда податься. Вот так и сидят они, выкладывают свои горести и смотрят на тебя с надеждой. Точно ты Санта-Клаус или добрая фея, или еще кто-нибудь из той же компании. Точно у тебя в руке не карандаш, а волшебная палочка. Точно они уверены, что ты в миг можешь решить все их проблемы и навести полный порядок. У людей такое странное представление о газетах, Паркер. Им кажется, что мы волшебники. Им кажется, что, как только их история будет напечатана в газете, все изменится к лучшему. Им кажется, что мы можем творить чудеса. А ты сидишь, смотришь на них, а про себя думаешь, что ничегошеньки-то ты не можешь.
— Все понятно, — произнес я. — Только не принимай это близко к сердцу. Ты не имеешь права распускаться. Тебе следует быть потверже.
— Паркер, — попросила она, — убирайся отсюда, мне нужно кончить статью. Гэвин уже минут десять мечет икру.
Это было сказано совершенно искренне. Она действительно хотела от меня избавиться, чтобы получить возможность выплакаться без свидетелей.
— Ладно, — согласился я. — До вечера.
Вернувшись к своему столу, я спрятал статьи, которые написал утром. Потом надел шляпу и пальто и отправился промочить горло.