Могильщик. Не люди
Шрифт:
– Я спрашиваю, будет ли он мстить за то, что ты заехал ему камнем по роже?
– Конечно. Он меня на куски порежет. Когда отведёт к себе в Башню, конечно. Другим людям он скажет, что простил меня, не смотря на все совершённые мной прегрешения.
Велион вздохнул.
– Думаю, он объявит на нас охоту.
– Конечно, - хмыкнул Хасл. – И я знаю людей, которые с радостью примут в ней участие.
– Оружие у тебя какое-то есть?
– Нет, у меня всё забрали, когда нашли. Мне нужно достать лук, и тогда я смогу убить любого.
– Если этот любой не увидит тебя первым, - сухо
– Дерусь я тоже неплохо, - сказал охотник, но уже менее самоуверенным тоном. – И вообще, нужно убить только Друга и его подручного. Остальные ничего плохого не сделали. И не сделают, когда Урмеру не станет.
– Даже те, кто с радостью ввяжутся в охоту на тебя?
Хасл сморщился и угрюмо поглядел на свои ладони.
– Это уже моё личное дело. Если погибнет Друг, мне никто и слова против сказать не сможет.
– Ладно. – Велион поднялся и закинул за спину рюкзак. – Выходим из тумана как можно ближе к Бергатту – так больше шансов, что мы окажемся в могильнике, не встретившись ни с кем из тех, кого убивать не нужно.
***
Шемех как обычно прятался. Сильгия уже привыкла к этому. Она и сама не хотела бы показывать своё лицо никому, но стесняться не было никакого смысла – любой, кто увидит её, умрёт.
Из густых клубов тумана, пошатываясь, вышла кошка. Её ободранная шкурка сочилась кровавым гноем, один глаз отсутствовал, а второй вылез из орбиты и болтался на уровне нижней челюсти, но несчастное животное по-прежнему жило. Если это вообще можно считать жизнью.
Сильгия выдавила в горло еду из бурдюка и быстро проглотила, закрыв рот ладонью, чтобы не полилось обратно.
– Мяу, - сказала кошка.
«Я знаю. Я тоже устала. Я просто хочу это закончить».
– Мяу? – спросила кошка, буквально валясь на бок.
«Ещё не знаю. Я видела чужака. Не того, которого убила, а другого. В нём есть сила, но очень странная».
– Мяу.
«Да, и эти жуткие перчатки. Но я почувствовала в них только пустоту».
Кошка задёргалась, изрыгая из пасти куски плоти, но в какой-то момент резко замерла, свесив кроваво-красный язык набок. Сильгия думала, что бедная скотина сдохла, но после долгой паузы кошка прохрипела:
– Мяу.
«Да, кому-то придётся убить его. Я не знаю смогу ли, он так долго обо мне заботился».
– Мяу…
«Мы все умрём. Я жду этого уже так долго. Неужели ты ещё хочешь жить?»
– Мяу.
«Вот и я думаю, что нет. Мы зря пережили тот день».
Сильгия поднялась. Несколько бурых комков всё же выпали из её рта на куртку, и она смахнула их своей несоразмерной восьмипалой правой ладонью. Своих пальцев у неё было только два с половиной – безымянный, мизинец и половина среднего. Когда-то они были тонкими и изящными, а сейчас скорее напоминали иссохшие жёлтые ветки. Остальные пять, толстые и коричневые, так же как и часть кисти принадлежали какому-то мужчине из тех, что иногда приводил Урмеру. Какому точно –
– Мяу? – просипела кошка.
«Мне нужно достать ещё еды. И я хочу посмотреть на чужака поближе».
– Мяу.
«Да, тот парнишка тоже очень любопытный. Я хочу вырезать ему печень».
По телу кошки прошла предсмертная судорога. Сильгия отвернулась от животного, рассчитывая на то, что разговор окончен. Но тут кто-то схватил её за плечо.
Это Шемех. То, что от него осталось. Ссохшееся тело изгибалось как натянутый лук, по лицу стелились глубокие морщины. Он слабо улыбнулся и отступил, словно красуясь. Одежды на нём не было, и Сильгия увидела шрамы, опускающиеся от пупка к паху.
– Ты, наверное, об этом забыла, но я тебе напомню. Они прижигали меня раскалённым ножом, а потом отрезали яйца, да, - сказал Шемех слабым голосом, смотрел он при этом в сторону. – А в задницу всадили кол с перекладиной, чтобы я мучился подольше. Помню, пахло плохо прожаренным стейком и говном. Но тогда-то я и дал им всем просраться. – Старик то ли хохотнул, то ли всплакнул. – Они все должны умереть, и я рад, что ты меня понимаешь. Сначала они, потом мы. Но ко мне приходила та, которая когда-то дала мне волю к жизни. Женщина с головой кошки. Она просила не убивать могильщика.
«Плевать я на неё хотела. И ты тоже должен наплевать».
Шемех издал грустный смешок.
– Знаю. Я смертник, ты смертница. Если умрёте вы с Урмеру, я наконец-то решусь убить себя. Но… если этот человек выживет… - Он поднял глаза, и Сильгия увидела в них бесконечную ненависть и жажду отмщения. – Они убьют больше, куда больше, чем неполные две сотни. Они смогут убить их всех. Понимаешь меня?
«Мне нет до этого дела. Главное, чтобы умерли мы».
– Сначала они, потом мы, - повторил Шемех, - но по возможности я хочу забрать с собой как можно больше людей. За то, что они сделали со мной.
«Те, кто сделал это с тобой, уже давно мертвы».
– И что? – пожал плечами Шемех и, подобрав кошку, ушёл. Сильгия услышала, как он чавкает.
«Ничего», - ответила она ему в спину, но он уже не слушал.
Действительно, какая ей разница? Пусть умрут все. Но только если это не займёт много времени. Боль во всем теле и, особенно, в шее, желудке, лице и правой руке нарастала, сводя её с ума.
Неожиданно, Сильгия вспомнила, как однажды вышла погулять из Башни и заблудилась в Бергатте. Это было спустя пятнадцать лет после войны. Через пять или шесть дней она вышла к этим людям. Боль страшно докучала ей, но в те годы она ещё могла сохранять рассудок и светлую память даже в такие моменты. Она вспомнила, как Урмеру с хохотом прижигал Знаком – не старым, семиконечным, а новым, который он взял неизвестно где – тела этих людей и резал им лица. Тогда Сильгия пожалела их, но убить смогла только пятерых. А один воткнул ей в живот копьё, и если бы не Урмеру, она умерла бы. Зачем она позвала тогда его? Почему не бросилась в одну из охранных ловушек? Почему не воткнула нож себе в сердце? Она могла покончить с собой в любой момент, во время любой вылазки за пределы башни. И не нужно лгать, что подобные мысли ей не приходили, нет, она думала о самоубийстве каждый раз. Почему же тогда жила дальше?