Могилы героев. Книга вторая
Шрифт:
Работал ли он в саду, отдыхал, готовил еду или смотрел в окно, две мысли неотступно владели им: участь погибших товарищей и положение семьи. Своей судьбы он не выбирал. До двадцати пяти лет вообще не задумывался о будущем. Но с годами, позже чем следовало, он осознал простые истины в которых скрыт смысл человеческой жизни: любовь, дружба, привязанность, пороки и необоримая власть сущего мира.
Федор вздохнул, повернулся на другой бок. И попытался представить происходящее в его доме. И понял, что безмятежно улыбается, как улыбался когда-то в детстве, просыпаясь
Через минуту после первого раската в небесах снова зарокотало. В комнате было темно. Из-за непогоды трудно было определить время. Хотя чувствовалось, что уже наступило утро. Федор встал с постели и подошел к окну. Над деревней, над близким лесом раскинулось темное, грозовое небо. В кустах сирени под окном дождь перебирал мокрые листья. Вода ленивым ручейком стекала с водостока. Изредка тучи озарялись далекой вспышкой молнии, после этого дождь усиливался ненадолго и снова стихал.
Федор открыл окно, полной грудью вдохнул свежий напоенный пряными ароматами воздух. Тучи над лесом уже поредели, сквозь них проглядывало яркое голубое небо. Начинался рассвет.
К полудню ночная гроза забылась. Было жарко и пыльно. Федор разделся было по пояс, но через минуту снова натянул рубаху. Над головой вились оводы и слепни.
В этот час деревня словно вымерла. Только петухи без устали перекликались да в лесу звенели бубенцами коровы. Так что Федор без труда различил приближающийся издалека шум легкового автомобиля. В гости он никого не ждал. Лосик приезжал два дня назад. Говорухин обещался быть не раньше чем через месяц. Но автомобиль остановился перед его домом. Федор машинально пригладил отросшую бородку и пошел встречать гостей.
Возле ворот стояла "Волга" кофейного цвета с тонированными стеклами. Федор вышел на улицу. Задняя дверца машины тотчас открылась, и из салона выбрался Ефим Павлович Пресняков. Федору он улыбнулся как старому знакомому. И на мгновение Федору показалось, что сквозь тонированные стекла он разглядел силуэт Химика.
– Здравствуйте, Федор Семенович.
– Здравствуйте, Ефим Павлович. Далековато забрались.
Ефим Павлович понимающе улыбнулся:
– При сложившихся обстоятельствах у вас нет оснований доверять мне. Но я должен поговорить с вами.
Федор красноречиво посмотрел на машину.
– Наедине,- заверил его Ефим Павлович.- Никто не узнает о сути нашего разговора.
– Как вы меня нашли?
– Без ложной скромности могу утверждать: если интересующий меня человек жив, я его найду. Неважно как мы встретились, но нас обоих интересует результат этой встречи.
– А если я скажу – нет?
– Вы теряете больше.
– Хорошо,- кивнул Федор.- Проходите, Ефим Павлович. Чай?
– Нет, спасибо.
Ефим Павлович подошел к фотографиям на стене. Ни ему, ни Федору портреты давно умерших людей ни о чем не говорили. Большие темные фотоснимки и мелкие, рассыпанные фотографии в больших рамах под стеклом. Кланы и семьи
– Я родился и вырос в Москве,- Ефим Павлович сделал такое движение, словно хотел погладить фотографии за стеклом.- Помню еще довоенное время…
– Вы хорошо выглядите для своих лет,- заметил Федор.
– Я прекрасно помню, как гостил у бабушки. Она жила в деревеньке под Костромой. Святая Русь. Поля, чащобы и темные избы в деревнях. В ее горнице висели похожие фотографии. Может быть, я неплохо сохранился, но это было так давно. Хотя сейчас мне кажется, что я снова вижу их… Только в сорок третьем мы смогли навестить бабушку. Но ее дом сожгли пьяные полицаи. Сожгли со всем нажитым добром, вместе с фотографиями на стенах.
– Нынешний оккупант хуже фашиста,- Федор подошел к окну и посмотрел на машину Преснякова.- Убивает без крови, ломает без суеты и без взрывов, но людей погубил столько же.
– Я не сомневаюсь, что мы друг друга поймем. Федор Семенович, обдумайте мои слова. Хотя бы потому, что много лет назад я разрабатывал элементы эффективной структуры, а один из моих товарищей взялся руководить ею. Его звали Анатолием Михайловичем. Федор Семенович, я вам не враг. Я тоже чувствую боль и утрату. Но иногда мы не в силах изменить порядок вещей.
– О чем это вы?- Насторожился Федор.- И почему вы решили, что я буду мстить?
Ефим Павлович вынул из кармана серебряный портсигар.
– Я вижу породу. Неважно, сколько пройдет времени, но вы оправитесь от удара. А если останетесь в живых, начнете мстить. Но уже в Татске я понял, что вы не питаете иллюзий.
– К чему вы клоните?
– Говорухину вы в любом случае доверяете больше. И вы наверняка думали о своем "чудесном" спасении. Убиты все, кроме вас. Чем вы это можете объяснить?
– Не имею понятия.
– Федор Семенович, поделитесь выводами. Иначе мы не поймем друг друга.
– Мои выводы вас разочаруют. Для меня сейчас ценно только одно: я – жив. Не знаю, что будет завтра. Чувствую себя пешкой в чужой игре. Я знал, что гости вроде вас будут. И знаю, что придется постараться, чтобы сохранить жизнь. Но зачем напрягаться лишний раз? Зачем мне помогать вам? Вы пытаетесь доказать, что Говорухин меня использует. Но для чего? Я знаю мизер. Толку от меня нет. Я что живой, что мертвый – бесполезен.
– Федор Семенович, я умею ждать,- Пресняков прекратил разминать сигарету и закурил.- В последнее время появились негативные тенденции. Центр равновесия сместился к нашим оппонентам. И мы сделали все, чтобы избежать кризис доверия. Иногда приходится идти на жертвы... И не пытайтесь обмануть меня, Федор Семенович. Вы живы только потому, что я не смог договориться с Анатолием…- Он сидел напротив Федора, окутанный легким облачком медвяного дыма, и Федор с трудом удержался, чтобы тут же на месте не убить этого человека.