Могу хоть в валенке дышать !
Шрифт:
Это убедило. Мы отправились не в администрацию, а в паспортный стол.
Я пристроился было к очереди, но тятя - ветеран!
– процокав лыжной палкой о керамическую плитку, вошел прямиком в кабинет начальника. И скоро из кабинета раздался душераздирающий крик:
– Пропорю, гад!
Я опрометью бросился на голос, распахнул дверь и увидел: полный человек в форме майора милиции, вобрав в себя живот, стоит у белой стены, за креслом, а дед, неистово потрясая палкой, целится в него блистающим острием. За другим столом, в углу, также белый и прямой, как бы завис сержантик.
–
– наступал дед.
– Вова, покажи ему руку!
– отец схватил меня за запястье, ткнул ладонь в глаза майора, а рядом выставил свою пятерню.
– На, смотри, одна рука!
Довод действительно был неоспорим: похожи руки!
– Я не сомневаюсь, что это ваш сын, - ласково заговорил майор, выворачивая глаза на палку, - но, к сожалению, в нашем обществе пока еще существуют некоторые формальности...
– теперь он умоляюще смотрел на меня.
– Отец, давай я сам с ним переговорю, с глазу на глаз, покажу ему свою красную книжечку...
– все точнее улавливал я убеждающую отца аргументацию. Да, видимо, и его собственный довод - одинаковые пятерни, хотя при старчески исхудалом запястье пальцы отца были толще, натруженнее, - не мог не убедить человека. Не слепой же!
Отец вышел. Майор, вытирая испарину, все тем же странным для представителя столь почтенной профессии вкрадчивым голосом принялся мне объяснять то, о чем я уже слышал в ЖЭУ и в суде.
– Но проще всего для вас, - дополнил он, - оформить опекунство, как на чужого пожилого человека, нуждающегося в уходе...
– Майор чуть помолчал и добавил: - Не обижайтесь, но просто по-человечески хочу вам сказать: хорошенько подумайте, прежде чем прописывать такого папу...
Очередь перед кабинетом живо интересовалась отцовской пятерней, и мне также пришлось представить ей и свою, подтверждая, как это мы здорово все объяснили начальнику.
– У тех детей, от первой жены - она молодой умерла, - рука в мать! Хотя с лица они на меня пошибают!
– растолковывал отец.
– А у этого, хоть и фамилия у него материна, рука моя! Против не попрешь!
На улице отец обнаружил, что паспорт его у меня, без изменений, и он все так же не может голосовать, да еще и нуждается в опекунстве.
– Дрянь тут вы все!
– зашагал от меня дед размашисто и прочно.
Меж тем в центре столицы, как фаллические символы власти, уже стояли с поднятыми дулами танки. А безвестный генерал Лебедь, возглавлявший колонну, плутал в это время в коридорах власти, как он признавался позднее, отчаянно пытаясь выяснить, где враг.
Отец же мой, как и весь народ, узнавал о происходящем через электронные СМИ, которые четко объявляли, что танки вошли для осады "Белого дома". Теперь он магнетически прилип к своему персональному телевизору, то присаживаясь, то вскакивая с резким взмахом мухобойки и на удивление кратким комментарием: "Резинщики!"
Пропустить, не стать участником событий мне показалось непростительным. Отправился в Москву. На автобусной остановке, словно врезной кадр в действительность, бросилось в глаза свежее объявление со знакомым красивым, размашистым почерком и характерными словосокращениями: "Старик 79
Вернулся, по возможности не нажимая на момент склеротичности, сказал, мол, у нас ведь не просто дом номер, а еще и корпус, квартира...
– Это я специально не указал, - проявил отец небывалую ясность ума. Кому надо - найдет!
По пути на электричку я обнаружил еще два-три точно таких же объявления - закодированных! И дальше ехал уже спокойным за отца, в дни потрясений все-таки исполненного ожидания "той", настойчивой, неостановимой, которая прошерстит два многоэтажных дома, но найдет его, еще крепкого, хотя и с палочкой...
Воодушевленные массы даже на футбольном стадионе меня всегда вводили в уныние, а среди скучившихся для борьбы за права и свободы личности нашло одно ясное ощущение: подай я, конкретная личность, сейчас хоть голосок против - так из самых искренних побуждений под своими высокими знаменами и затопчут...
Ночью я ввалился к другу, живущему на Арбате: тот сидел перед включенными телевизором и транзисторным приемником и знал о происходящем лучше меня - на экране по кабельному телеканалу шла информационная строка, а радио вело прямой репортаж с мест наиболее динамичных событий, будто со спортивных состязаний, где заранее известен маршрут (вторичная аналогия со спортом - случайность). Организацию эфира я оценил впоследствии, когда новые обстоятельства жизни меня сделали радийщиком.
От друга же, несмотря на поздний час, я позвонил Б., просто набрал номер по инерции. И, к полному изумлению, мне ответил его совершенно бодрый, оптимистический голос: мол, все нормально, газета у нас будет, вот вернется шеф из отпуска, подпишет и... То ли он темнил, рассчитывая на чужое ухо, подумалось мне, то ли с высоты не всегда виднее?.. Там солнце, вершины слепят и не разглядеть, что здесь, внизу, все уже потекло и поплыло... Однако напряжения в ожидании развязки событий добавилось: может, все-таки ему что-то особенное известно?
К рассвету я захватил боевой люд в ликовании на площади, которая скоро получила соответственное название - Свободы. И так воистину романтически, чисто светились глаза! Лица были одухотворенны, полны чувства значительности свершенного!.. Во многих, если не в большинстве, из ратников новых свобод угадывались представители НТР с их характерными очечками, аккуратными бородками, гладкими стрижками. Они в эти дни оказались самым революционным классом; тогда им, будущим челнокам, рыночным торговцам или даже создателям АО, наверное, мерещились честно защищенные диссертации, открытия, признание...